Геннадий Прашкевич - Маша и нетопырь. История любви

– А что вы скажете о Германии?

– И в Германию не поеду.

– Но почему? Германия – прекрасная страна. Вы там легко найдете корабль себе по душе.

– Я не люблю немцев. Когда не замечаешь предъявленного счета, они почему-то впадают в ярость. А на незнакомых мужчин смотрят только как на потенциальных солдат. Кроме того, у меня нет матросской книжки, она осталась на корабле. В Германии могут решить, что я немец и послать в армию. А я всего лишь палубный рабочий. Работая в Германии, я никогда не достигну даже низшего слоя среднего класса и никогда не стану почетным членом человеческого общества.

– Хватит болтать! Скажите просто: хотите вы туда ехать или не хотите? – Не знаю, понимали ли полицейские мои слова, кажется, они просто нашли себе бесплатное развлечение. – Итак, коротко и ясно. Вы едете в Голландию!

– Но я не люблю Голландию…

– Любите вы Голландию или нет, – заорал полицейский, – это нас нисколько не интересует. Об этом вы скажете самим голландцам. Во Франции вы были бы устроены лучше всего, но вы не хотите туда. В Германию вы тоже не хотите, она для вас недостаточно хороша. Значит, поедете в Голландию. Других границ у нас нет. Из-за вас мы не станем искать себе других соседей, которые, может быть, удостоились бы вашего расположения.

Господину фон Бауму понравился текст.)))))

Он понимал незнакомого моряка. С полицией у него тоже были проблемы. Причем в разных странах. Сервисный центр – публичный дом А с тех пор, как господин фон Баум наладил бизнес в Колумбии, международная полиция только и думала, как бы дотянуться до него своей карающей лапой. Ни в Голландию, ни во Францию он не хотел.

Но он хотел мадам Катрин.

…Теперь я точно знала, кто мне поможет спасти Семецкого, рассказала мадам Катрин корреспонденту газеты «Фигаро». Совесть меня нисколько не мучила, а эгрегор подсказывал, что я на верном пути. Через неделю после личного знакомства с господином фон Баумом я спала в роскошном номере отеля «Риц», а еще через три месяца оказалась в Колумбии.

Запах глины и прели.

Десяток хижин, бабочки, влажный воздух.

Но в каменном дворце, надежно укрытом джунглями, господин фон Баум чувствовал себя очень уверенно. Правительственные войска не имели шансов добраться до известного наркобарона, потому что это он, а не государство, кормил местных крестьян. Музыкальный зал, роскошная библиотека. Господин фон Баум мог многое себе позволить. На стенах Дега, Сислей, кто-то из англичан. Но больше всего господин фон Баум любил «Стог» Клода Моне. Разумеется, оригинал. В Лувре давно висит подделка. Ко мне, рассказала мадам Катрин, был приставлен личный телохранитель.

« Я Софокл, ты моя Софокля .»

Телохранителя звали Папа Софокл.

Он был мускулист, свиреп, но любил поговорить о Большом взрыве.

Его волновало это ужасное совершенно не представимое противоречие. «Как это? Бум-бум! – и все возникло!» Папа Софокл привык к тому, что после хорошего бум-бум все исчезает. Из депрессивного в маниакальное Чтобы отвлечь Папу Гая от опасной темы, я научила его русским словам, но запомнил он единственное сочетание: « Segodnia dash mne? »

Я смеялась.

Я чувствовала, что Семецкий жив.

Ирландская проститутка могла замахиваться ножом, я знала – пока я жива, она не убьет художника. Но при каждом удобном случае подталкивала господина фон Баума к мысли о новейших технологиях. «Наркотики – это прошлое. Нельзя бесконечно раскачивать человеческую психику.» – Господин фон Баум смотрел на меня и взгляд его становился синим и мечтательным, как дымка над морем. Так он смотрел только на «Стог» Клода Моне. – «Думаешь, наступление психотропных веществ можно остановить?» – «Все можно остановить, милый.» – «Может быть… Кроме психотропных веществ… – Он важно и медленно раскуривал сигару. – Эволюция завела человечество в тупик… Я помогаю людям расслабиться… Все равно все умрут, зато, благодаря мне, некоторые умрут счастливыми… Конечно, можно загнать их в тюрьмы и в лечебницы, но подрастают новые поколения и они тоже хотят расслабиться… Мой друг Пабло Эскобар однажды заколебался и добровольно передал себя в руки властей. Что из этого вышло?… В тюрьме только и говорили, что о наркотиках… Никто не в силах остановить запущенный механизм…»

«А перспектива?»

«О чем ты?» – не понимал он.

«О власти над временем», – намекала я.

«Оставьте, моя любовь. Разве это не прерогатива Бога?»