Геннадий Прашкевич - Нет плохих вестей из Сиккима

Никто, кроме Последнего атланта, не хотел простить того, что я возник ниоткуда. Подразумевалось, что если даже меня скачали из Интернета, черт побери, то на хард-диске должен был остаться какой-то след.

Доисторическая леди не спускала с меня глаз.

Костенурка печально наклонила голову.

Я вдруг пожалел, что вышел из дома.

Куда ни приду, количество загадок множится.

Запомнилась мне оранжевая книжка, сержанту Дронову бы ее подсунуть.

– Вы много читаете?

– Да нет, наверное.

– А что читали последнее?

– «Триста актов».

– Мне следует покраснеть?

– Вы шутите! Бухучет, всего лишь.

– Видимо, для ваших дурацких игр большего и не надо?

– Выходит, что так.

Я не протестовал.

Умная доисторическая леди.

Прожила интересную жизнь. Все помнит.

А у меня прошлого нет, и будущее аморфно.

– У меня был брат... – негромко произнесла Конкордия Аристарховна.

Я даже оглянулся. С таким лицом пойдешь покупать табуретку, непременно предложат бонус – мыло и веревку.

– Брат спас меня...

Я кивнул. Я слушал.

– Мой брат был майором НКВД.

Костенурка внимательно следила за моим лицом.

– Однажды он не вышел на службу. Был у него любимый зеленый чемоданчик – для командировок. При обыске чемоданчик не нашли. Но на столе под мраморным пресс-папье лежала записка: «Ухожу из жизни». Странно, да? Уйти из жизни с зеленым фибровым чемоданчиком. Он, конечно, понимал, что в органах быстро поймут, потому и писал откровенно. Через много лет я нашла его записку в одном закрытом партийном архиве. «Не считаясь с жертвами, нанесите полный оперативный удар по местным кадрам, – цитировал он в записке указание своего шефа. – Да, могут быть и случайности. Но лес рубят – щепки летят». Мой брат не хотел принимать такие тезисы. Он не был пай-мальчиком, но указания наркома его ошеломили. Он не хотел считать, что эффективность работы следует подчеркивать количеством арестов. А слова «железного наркома» много раз цитировались. Мой брат был выдвиженцем Ежова. Когда Николая Ивановича выдворили из НКВД и перекинули в наркомат связи, брат сразу понял опасность и отправил меня на Западную Украину.

– И этим спас?

Она неопределенно вздохнула.

– Ладно. Давайте дальше. Как ваш брат?

– Конечно, записке не поверили. Ориентировка попала на все пограничные пункты. Установили слежку за родственниками. Убегать от смерти никому не возбраняется, правда? – Она улыбнулась. – Но куда бежать от верной смерти?

– Может, в сторону верной любовницы?

Конкордия Аристарховна улыбнулась:

– Сразу видно, вы привыкли играть?

Я притворился непонимающим. Она напомнила:

– «Нет плохих вестей из Сиккима».

И вдруг спросила. Странно спросила:

– Ваши герои, Сергей Александрович, дойдут до Шамбалы?

– Не знаю. Должны. В каком-то смысле.

– Почему так неопределенно? Ведь результаты зависят от вас.

– Дизайнеры и разработчики тоже влияют на течение игры.

– Ну да, – не поверила она. – «Разработчики». Жрут водку, бьют жен, не читают никаких книг, китайцы и шерпы для них одинаково желтые. Вы что, всерьез? Разве такие разработчики помогут вычислить путь в Страну счастливых?

– Даже банда уголовников может построить коммунизм, если им хорошо платить.

– Сами придумали?

– Выписал откуда-то.

– Но почему Сикким? Почему?

– Не знаю. – Я правда не знал. – Мне попросту хотелось закольцевать один известный сюжет.

– Какой именно?

– Роман Берджеса «One Hand Clapping». «Однорукий аплодисмент».

– Даже не слышала о таком романе.

– Англия пятидесятых. Но это неважно. Игра всегда условна. Мне хотелось сделать что-то близкое к реальности, рассчитанное на людей понимающих, чувствующих. Молодой Говард торгует подержанными автомобилями. Можно эффектно показать гонки на старых тачках, – машинально отметил я. – А его жена Джанет работает в продуктовом магазине. Или сделать ее цветочницей? Как думаете? – я улыбнулся. – Ладно, пусть будет такой, как в романе. После многих попыток прочно встать на ноги Говард задумывается о бессмысленности существования...