Сергей Щеглов - Тень спрута

Гринберг нахмурился и сцепил руки в замок.

— Пока еще нет. Пожалуйста, продолжайте!

— Это как в старом анекдоте, — улыбнулся Калашников. — Один дедушка боролся, чтобы не было богатых, а другой, чтобы не было бедных. В своем двадцатом веке я думал, что проблемы нужно решать так, чтобы их больше не было. Сегодня я столкнулся с миром, где проблемы решаются так, чтобы их стало еще больше.

Калашников замолчал и допил стакан с тоником до дна.

— Я по-прежнему не понимаю, — сказал Гринберг. — Честно!

— Ну вот, — развел руками Калашников. — А еще мысли читаете… Я же не говорю, что это плохо. Чем больше знание, тем больше граница с непознанным, и все такое прочее. Но лично мне как-то не по себе от перспективы провести всю свою бесконечную жизнь, настраивая очередные версии искусственного интеллекта, моделируя психологию Наполеона или совершенствуясь в изготовлении светлого пива!

— Не по себе, — повторил Гринберг и поднял палец. — Интересно. Почему — не по себе?

— Да потому, — махнул рукой Калашников, — что я пессимист, паникер и патологический трус. Потому что проблемы, любезно предложенные мне в Сети, были отсортированы не по их важности, а по их интересности для меня лично. Потому, что если все звездные русичи именно так выбирают, чем им заняться, то есть очень большая вероятность просмотреть действительно важную проблему!

— А если не все? — спросил Гринберг. — Если существуют звездные русичи, выбирающие проблемы подобно вам — по степени важности?

— В таком случае, где они, эти звездные русичи? — воскликнул Калашников. — Где их списки нерешенных задач? Почему я не смог найти их в Сети?!

— Почему не смогли? — улыбнулся Гринберг. — Очень даже смогли. Например, один из них сидит сейчас перед вами.

— Так какого же черта вы мне голову морочите? — возмутился Калашников. — Давайте к делу! Где я сейчас могу быть полезен?!

— Здесь, — просто ответил Гринберг. — Если продолжите свой рассказ о Прекрасной Галактике.

— Далась вам эта галактика, — пробурчал Калашников. — Обычная метафора для долгосрочной цели, вчистую содранная у Жанны д’Арк. Ну неинтересно мне тайну личности Рузвельта разгадывать или терминатора-три доводить до совершенства! Особенно в условиях, когда на двести планет Звездной России приходится шестьсот тысяч планет галактического сообщества! Все это я уже пробовал; сочиняешь себе программки, торгуешь линолеумом — а тут бац, мировой экономический кризис, падение цен на нефть — и вот ты уже безработный, а страна твоя — на свалке истории! Может быть, у звездных русичей просто нет опыта таких неприятностей? Все-таки целые сто лет жили, как у Христа за пазухой, безо всяких контактов с инопланетянами? Словом, решил я на всякий случай разобраться, какие у нашей Звездной России есть в Галактике перспективы. Ну, а чтобы начать разбираться, пришлось какую-никакую легенду придумать. Мол живу я тут на лоне природы, землю пашу, стишки пописываю — и думаю, как всякий деревенский философ, о смысле жизни. Вот у нас, в Звездной России, полная благодать — человек человеку друг, природа словно сад, и даже волки зайцев не кушают, потому как никакие это не волки, а их генетически модифицированные потомки. А в Галактике что творится? — Калашников развел руками. — Войны, хорошо если экономические, судебные процессы, захваты заложников, злоупотребление властью, воровство, теракты и массовые убийства! Прямо как на Земле, в двадцатом веке. Разве это красиво, спрашиваю, разве хорошо? А ведь так хочется жить в Прекрасной Галактике, где каждое разумное существо станет высшей ценностью мироздания, и никто, ни природа, ни другое разумное существо не сможет причинить ему вред? Например, как здесь, у меня, — усмехнулся Калашников и обвел рукой нехитрое убранство своего кабинета. — Вот, придумал я Прекрасную Галактику, и давай писать про нее по всяческим форумам. Хочу, мол, и все; подскажите, как сделать!

— В письмах вы были более красноречивы, — заметил Гринберг.

— Ну так и читайте письма, — огрызнулся Калашников. — Еще раз повторяю, у меня и в мыслях не было эту Прекрасную Галактику создавать! Я ее как приманку использовал, чтобы дискуссию завязать. Между прочим, вполне удачно использовал — с Хонсом познакомился, с Оливейрой третий день переругиваюсь, еще шесть писем невскрытых болтается. Сработала приманка!

— Приманка, — задумчиво повторил Гринберг. — Наживка.

— Ну да, — подтвердил Калашников. — Наживка. А что?