Ричард Ловетт
Лабиринт Бритни
Представьте, что вы один в целом мире. А потом представьте, что в ваш лагерь является незнакомец.
Должна отдать Флойду должное — у него несомненный драматический талант. Конечно, я сама виновата, что рассказала ему о Шеклтоне. Из-за этого, опять-таки по моей вине, год спустя мы оказались возле Сатурна, каталогизируя булыжники в его кольцах для Торренса Рудольфа III. Хотя меня ошеломило, что Флойд не отказался наотрез, едва услышав подобное предложение. Ну что в людях есть такого, что заставляет их мчаться, сломя голову, навстречу своим худшим подозрениям? Я знаю , что мне не нравится, и микрогравитация в этот список точно входит. А Флойд… ему необходимы открытые пространства. У него нет клаустрофобии — ведь он пилот буксира, в конце концов. Но он ненавидит места, где на него может что-нибудь упасть. Так почему, во имя космоса, он пожелал связаться с гравитационным калейдоскопом внутри колец и уж тем более ползать в них наподобие крота, рискуя быть раздавленным?
К сожалению, из нас двоих ноги есть только у Флойда, поэтому в таких ситуациях мое мнение обычно не принимается во внимание. Очевидно, одним из факторов стали деньги, но мы в них не нуждались. Во всяком случае, не в таком количестве. И не с тех пор, как мы заставили страховую компанию действительно прочитать дополнительную статью о полном возмещении убытков, имевшуюся у Флойда в страховке на корабль.
Однако я забегаю вперед.
Суть не в том, что параллели выглядели настолько очевидными. Шеклтон был исследователем, который избежал смерти, переплыв в открытой лодочке более тысячи миль самых штормовых вод на планете. Мы с Флойдом соорудили сани, чтобы пересечь сотни километров песчаных дюн. Шеклтон выбрался на берег гористого острова, который ему пришлось затем пересечь пешком. Мы с Флойдом поступили так же. Ну и что с того, что Шеклтон проделал такое в Антарктике и сотни лет назад, а мы — на Титане? Парусник есть парусник, и неважно, плывет он или скользит по песку.
Конечно, из-за этой аналогии я ему о Шеклтоне и рассказала. Мы провели в санях уже тридцать два дня. Мне надо было о чем-то говорить. В том числе и о теплом приветствии: «А ты кто такой, черт подери?», которое услышал Шеклтон, наконец-то добравшись до цивилизации. Но я упомянула об этом, только потому что история оказалась хороша, а не потому что мне пришло в голову, будто мы попробуем ее скопировать. В конце концов, весь последний день мы поддерживали радиоконтакт с базой ученых на Титане. Но как только у Флойда под черепушкой заводится идея, выбить ее оттуда уже невозможно.
— Мы прошли почти весь путь, — настаивал он. — Я хочу увидеть их лица.
Как оказалось, лица первого встреченного человека нам разглядеть почти не удалось, зато «язык его тела» поведал немало. На нем был старомодный герметичный скафандр с большим круглым шлемом, на лицевой щиток которого выводилось столько разной телеметрии, что для наружного обзора (и чтобы разглядеть нас) свободного места почти не оставалось. Выяснилось также, что хотя в контейнере с оборудованием для специалистов с научной базы на Титане, в котором мы с Флойдом совершили аварийную посадку, среди всего прочего имелись два костюма-«шкуры», ученые, выходя наружу, привыкли видеть друг друга (даже при атмосферном давлении на Титане в 1,6 земного) — как бы это сказать? — пухлыми.
Флойд никогда не смотрелся толстяком, но когда я потом увидела его в зеркале, он выглядел просто истощенным. После месяца в «шкуре» и полужидких полевых рационов его ребра можно было пересчитать сквозь костюм. Добавьте к этому зрелищу полости со сжатым воздухом за плечами и на передней стороне бедер — и вы поймете, почему он больше походил на инсектоида, чем на человека. На мой взгляд, сюрприз для парня в герметичном костюме оказался большим, чем он заслуживал. Но я всегда была взрослее, чем Флойд. Достаточно взрослой, чтобы на его месте связаться с учеными по радио, попросить выслать навстречу вездеход и проехать несколько оставшихся до базы километров. Но вы понимаете, что значит для мужчины попросить помощи.
Как бы то ни было, едва парень перестал вопить, мы с Флойдом стали знаменитостями.
Кстати, полное имя Флойда — Флойд Эшман. Он предпочитает, чтобы его называли Феникс, но от меня вы этого не дождетесь. Он утверждает, что так называется его родной город, но это лишь предлог. Эшман? [1] Ash — пепел (англ.).
Феникс? На мой вкус, слишком вычурно.
Читать дальше