Иван Ефремов: Обсерватория Нур-и-Дешт

Речь профессора прервалась. Что-то случилось. Я сначала не сообразил, что именно. Второй толчок дал почувствовать, как заколебалась земля под нами, – словно по поверхности прошла каменная волна. Почти одновременно мы услышали отдаленный гул, будто исходивший из глубины под нашими ногами. Посуда в ящике дребезжала, головешки в костре развалились. Толчки следовали один за другим.

Все кончилось так же неожиданно, как и началось. В наступившей тишине было слышно, как катятся по склонам потревоженные камни и что-то сыплется в развалинах обсерватории.

Наутро, как только мы явились к месту ежедневной работы, нас встретили неожиданные изменения, вызванные ночным землетрясением. Подрытый снизу в левой стороне земляной завал осел и рухнул, обнажив в правой стенке неглубокую нишу, обведенную заостренной стрельчатой аркой. В глубине ниши из-под пыли и налипших комьев земли виднелась каменная плита с вырезанным на ней совершенно неразборчивым для непривычного взора сплетением знаков арабского куфического письма [1]. Обрадованные находкой и в то же время огорченные новым завалом лестницы, мы быстро расчистили надпись, столько веков скрывавшуюся под сухой и пыльной землей. На гладкой синеватой плите буквы были углублены и покрыты чем-то вроде глазури очень красивого оранжевого цвета с зеленым отливом. Таня и профессор принялись расшифровывать надпись, а мы с Вячиком опять взялись за расчистку лестницы.

Матвей Андреевич расправил плечи и шумно вздохнул:

– Жаль, ничего важного! Правда, подтверждение сохранившихся в истории сведений. Надпись гласит, что по указу такого-то в таком-то году, в месяце Ковус... это Стрелец по-арабски, Таня?

– Да.

– Значит, в ноябре окончена постройка в местности Нур-и-Дешт, у речки Экик на холме... как это, Таня?

– Не совсем понимаю название – что-то вроде Светящейся чаши.

– Какая поэзия! На холме Светящейся чаши, на месте прежних разработок царской краски... Ага, это по вашей части, майор. Где же следы разработок и что могло здесь добываться?

– Не знаю, не заметил никаких выработок.

– Да вы были когда-нибудь геологом? – шутливо возмутился профессор.

– Погодите, Матвей Андреевич. Вот прокопаю вам лестницу, тогда отпустите несколько часов побродить. Может быть, и геолог пригодится. А то ведь мой ежедневный маршрут только один: речка – подвал, речка – палатка.

– Ага! – рассмеялся профессор. – Побывали в шкуре археолога – нос всегда в землю... А ведь вы правы: стоит объявить выходной день. Завтра не будем рыться – походите, поисследуйте. Таня, конечно, стиркой займется... Нет? А что же? Тоже побродить, геологии поучиться? Гм!..

– А что там дальше в надписи, Матвей Андреевич? – перебил я профессора.

– А дальше следует: в память великого дела сделана эта надпись и замурована древняя ваза с описанием постройки.

– Но, профессор, ведь находка вазы имела бы большое значение для изучения обсерватории?

– Конечно. Но где она замурована, не сказано. Ясно, что в фундаменте. Как ее найдешь? Лестницу прокопать – и то не можем.

* * *

Утром я попросил у Вячика дробовую бердану в надежде подстрелить какую-нибудь дичину. Сопровождаемые насмешливыми напутствиями профессора, мы с Таней отправились в обход холмов Нур-и-Дешт. Оказалось, что никто из членов маленькой экспедиции не отходил далеко от развалин – работа отнимала все время. День был на редкость зноен и тих, ни малейшее дуновение не сгоняло сухого жара, шедшего от каменистой почвы. Мы долго ходили по холмам, карабкаясь по склонам, пока не изнемогли от жажды. Тогда мы спустились к речке, напились вволю и принялись бродить босиком по руслу. Крупные камешки разъезжались под ногами. В прозрачной воде среди черных и серых галек изредка резко выделялись разноцветные, сглаженные водой кусочки опала и халцедона. Охота за красивыми камнями увлекла нас обоих, и, только когда ноги совсем окоченели, мы вышли на берег и стали греться на теплых камнях, занимаясь разборкой добычи.

– Красные кладите сюда, Таня. Это сердолик – очень ценившийся в древности камень, якобы обладавший целебной силой.

– Красных больше всего. А вот смотрите, какая прелесть! – воскликнула девушка. – Это вы нашли? Прозрачный и переливается, как жемчуг.

– Гиалит, самый ценный сорт опала. Можете сделать из него брошку.

– Я не люблю брошек, колец, серег – ничего, кроме браслетов. Но если вы мне подарите его просто так... спасибо... А зачем вы взяли эти три камня – мутные, нехорошие?