Исай Лукодьянов - Плеск звездных морей. Очень далекий Тартесс

За угловым столиком трое браво тихо торговались с пожилым человеком, судя по одежде — из обедневших дворян. Таких сюда посылали знатные сеньоры в качестве посредников.

— Дорого просите, храбрецы, — говорил дворянин. — Клянусь щитом святого Пакомио, за такие деньги можно убить, а ведь тут не требуется…

— Истинная правда, ваша милость, — ответил один из браво, с усами, закрученными вверх до глаз. — Вот ежели прикажете заколоть, то вам дешевле обойдется. А так — дело опасное, А ну как он пырнет кого из нас шпагой?

— И все–таки слишком вы заломили… — Дворянин умолк при виде вошедшего Хайме. Деликатный разговор, который он вел, не предназначался для посторонних ушей.

Хайме, выждав, пока глаза привыкнут к полумраку помещения, прошел в глубину таверны.

— Какую угодно серенаду вашей милости? — спросил музыкант, заросший черным волосом, обдавая Хайме сложным запахом чеснока и винного перегара.

— Покажи мне тексты, я сам выберу.

В путанице волос открылась белозубая щель.

— Ваша милость думает, что мы умеем читать буквы? Х–хе–хе… Мы споем, а благородный сеньор пусть послушает и выберет. — Из–под рваного плаща вынырнула гитара. — Кто дама вашего сердца — замужняя сеньора или невинная девушка?

— Благородная донселла! — свирепо рявкнул Хайме.

— Так я и думал, ваша милость. — Музыкант подкрутил колки, настраивая гитару.

Тум–там–там‑там, тум–там–там–там — бархатно зарокотала гитара. Музыкант кивнул двум своим товарищам, тоже заросшим, нечесаным и нетрезвым. Дружно вступили три голоса:

Много девушек пригожих,

Но на свете всех прелестней

Благородная донселла,

Что сияет красотою…

— Простите, ваша милость, как зовут донселлу? Белладолинда?

Что сияет красотою, —

Милая Белладолинда…

Хайме должен был признать, что эти оборванцы умеют не только хорошо пить, но и хорошо петь. Да, они знали свое дело. И Хайме бросил им двадцать ресо.

— Это задаток, — сказал он. — После серенады получите еще двадцать.

— Сорок, ваша милость.

— Тридцать. И смотрите мне, не напивайтесь пьяными, не то…

— Сеньор обижает нас. Сколько бы ни выпил музыкант, он никогда…

— Ладно. Только не опаздывайте.

И в вечерний час под балконом прекрасной Белладолинды забряцали гитарные струны, и три голоса — один другого выше — повели серенаду. Хайме, надвинув на лоб широкополую шляпу, стоял поодаль и смотрел на балкон. Там за слабо колышащейся занавеской не столько виднелся, сколько угадывался изящный силуэт донселлы — Хайме не сводил с него влюбленных глаз.

Плыла серенада над спящей улицей, воспевая красоту и образованность, набожность и уважение к родителям прекрасной Белладолинды. И когда был допет последний, пятнадцатый куплет, из–за балконной двери высунулась тонкая рука… легкий взмах… к ногам Хайме упал белый цветок. Хайме приложил его к губам. Метнулась занавеска, слабый свет в комнате погас, — Белладолинда задула свечу.

Хайме отпустил музыкантов и направился домой. Впереди шел слуга с зажженным фонарем, так как ночь была безлунная. Плавный напев серенады еще звучал в ушах Хайме, и вдруг сами собой стали приходить слова:

На пеньковых струнах снастей

Ветер песенку играет…

Неплохо получается, подумал он, Песенку играет… Ну–ка дальше…

А волна, лаская судно,

Плеском ветру подпевает

На просторах океана…

И вовсе хорошо. Хайме прямо–таки разомлел от теплой. ночи, от серенады, от цветка Белладолинды.

Там, где улица Страстей Господних выходила на площадь с фонтаном, из темноты выскочили трое. Жалобно звякнуло стекло фонаря, которым слуга ударил по голове одного из нападавших. Вскрик, ругательство… Хайме выхватил шпагу и отскочил к стене, чтобы избежать удара в спину.

— Кошелек или жизнь! — произнес грубый голос.

В верхних окнах стукнули ставни — жители улицы Страстей Господних заинтересовались происходящим.

Хайме не сразу разглядел, чем вооружены нападавшие, — должно быть, кинжалами, так как простонародью не дозволялось ношение шпаг, а благородные сеньоры не охотятся по ночам за кошельками. Впрочем, всякое могло случиться…

Главное — не подпускать их близко. На слугу рассчитывать нельзя, драка не входит в его обязанности. Делая быстрые полуобороты, Хайме держал нападавших на кончике шпаги. Теперь он разобрал, что они вооружены кинжалами с чашкой у рукоятки. Он левой рукой вытащил свой кинжал и начал понемногу оттеснять среднего и правого противников шпагой, намереваясь неожиданно поразить левого кинжалом. Неизвестно, удалось бы ему это, но тут из–за угла появился еще один высокий, закутанный в плащ. Он остановился, приглядываясь, а потом обнажил шпагу и воскликнул: