Роберт Силверберг - Всемогущий атом (сборник)

Уголок его рта дернулся, он готов был сердито ответить, но сдержался.

— Ты неправильно судишь обо мне, старик. Я буду уважать законы гостеприимства. Будь добр, возьми вина.

Я протянул руку в нишу и получил еще одну фляжку. Это было крепкое красное вино — не такое, как золотистое в Роуме. Я налил вина, мы выпили.

Фляжка скоро опустела. Через несколько мгновений вошла Олмейн. Она сменила свою одежду. Раньше на ней было дневное платье темного оттенка из грубой ткани, а теперь она надела алое платье, закрепленное на груди. Оно подчеркивало все достоинства ее фигуры. Меня удивило, что пупок ее был открыт. Ее соблазнительность привела в волнение даже меня.

Она произнесла благосклонно:

— Твоя просьба удовлетворена. Ты будешь под моим попечительством.

Сегодня же ты подвергнешься испытаниям. — В ее глазах вдруг появилась лукавая искорка. — Больше всего, чтобы ты знал, недоволен мой муж. Но неудовольствия моего мужа не следует бояться. Пойдемте со мной оба.

Она протянула руки и взяла нас с Принцем за руки. Пальцы ее были прохладными. Я внутренне дрожал как в лихорадке, и удивленно думал, что ощутил этот призрак юности, даже не побывав в водах дома возрождения в святом Ерслеме.

— Пошли, — повторила Олмейн и повела нас к месту испытаний.

Так я попал в гильдию Летописцев.

Испытания были обязательными. Олмейн привела нас в другую комнату, где-то наверху башни. Ее стены украшали панели из редких пород дерева различных оттенков. Вокруг стояли скамьи, а в центре возвышалась спираль высотой с человека, исписанная буквами, такими мелкими, что их невозможно было прочитать. Полдюжины Летописцев сидели или стояли, прислонившись к стене. Они собрались явно из-за прихоти Олмейн, ибо не испытывали никакого интереса к старому обшарпанному Наблюдателю, которого она взялась опекать.

Мне дали мыслешлем. Скрипучий голос внутри задал мне с десяток вопросов, стараясь выявить типичные ответы и интересуясь деталями биографии. Я дал свои идентификационные данные в гильдии, чтобы они могли, войдя в контакт с местным мастером гильдии, проверить правдивость ответов и освободить меня от клятв. В обычное время невозможно было освободиться от клятв, которые давал Наблюдатель, однако теперь настали другие времена, и я знал, что моя гильдия сокрушена.

Через час все кончилось. Сама Олмейн набросила мне шаль на плечи.

— Вам дадут жилище около наших покоев, — сказала она. — Ты должен сменить одеяние Наблюдателя, а твой друг может остаться в одежде Пилигрима. Твое обучение начнется после испытательного периода. А пока ты имеешь полный доступ к цистернам памяти. Ты понимаешь, конечно, что пройдет лет десять или больше прежде, чем ты станешь полноправным членом гильдии.

— Понимаю, — ответил я.

— Теперь твое имя будет Томис, — сообщила мне Олмейн. — Но пока не Летописец Томис, а Томис из Летописцев. Это разные вещи. Твое прошлое имя недействительно.

Нам с Принцем отвели небольшую комнатку. Это было довольно скромное жилище, но там имелись приспособления для мытья, выходные отверстия для мыслешлемов и других информационных устройств и пищевая отдушина. Принц Энрик обошел комнату, ощупывая вещи, определяя, как они расположены.

Шкафы, кровати, стулья и другая мебель выдвигались из стен, когда он нажимал кнопки. Наконец он все изучил, нажал нужную кнопку, и из стены опустилась кровать, на которой он растянулся.

— Скажи мне одну вещь, Томис из Летописцев.

— Да?

— Удовлетвори любопытство, которое меня гложет. Как тебя звали в прошлой жизни? Или ты снова откажешь мне?

— Теперь это не имеет значения.

— Ты ведь не связан сейчас никакими клятвами.

— Это просто старая привычка, — пояснил я. — Долгое время мне было запрещено называть свое имя.

— Так скажи его сейчас.

— Вуэллиг, — назвался я.

В том, что я это сделал, проявилось какое-то странное чувство освобождения от прошлого. Мое прежнее имя, казалось, висело в воздухе около моих губ, носилось по комнате, как прекрасная птичка, выпущенная на свободу.

Я задрожал.

— Вуэллиг, — повторил я еще раз. — Меня звали Вуэллиг.

— Больше нет Вуэллига.

— Есть Томис из Летописцев.

Мы вдруг начали смеяться и смеялись до колик в животе. Слепой Принц вскочил на ноги и хлопал в знак дружбы меня по руке, мы непрерывно выкрикивали его и мое имя, как маленькие дети, которые внезапно обнаружили, как мало силы в словах, казавшихся им страшными.