Рэй Бредбери - Золотые яблоки солнца (The Golden Apples of the Sun), 1953

"Знает ли она, что я здесь?" – подумала Сеси.

Девушка ахнула и уставилась на черный луг.

– Кто там?

Никакого ответа.

– Это всего-навсего ветер, – прошептала Сеси.

– Всего-навсего ветер. – Девушка тихо рассмеялась, но ей было жутко.

Какое чудесное тело было у этой девушки! Нежная плоть облекала, скрывая, остов из лучшей, тончайшей кости. Мозг был словно цветущая во мраке светлая чайная роза, рот благоухал, как легкое вино. Под упругими губами – белые-белые зубы, брови красиво изогнуты, волосы ласково, мягко гладят молочно-белую шею. Поры были маленькие, плотно закрытые. Нос задорно смотрел вверх, на луну, щеки пылали, будто два маленьких очага. Чутко пружиня, тело переходило от одного движения к другому и все время как будто что-то напевало про себя. Быть в этом теле, в этой голове – все равно что греться в пламени камина, поселиться в мурлыканье спящей кошки, плескаться в теплой воде ручья, стремящегося через ночь к морю.

"А мне здесь славно", – подумала Сеси.

– Что? – спросила девушка, словно услышала голос.

– Как тебя звать? – осторожно спросила Сеси.

– Энн Лири. – Девушка встрепенулась. – Зачем я это вслух сказала?

– Энн, Энн, – прошептала Сеси. – Энн, ты влюбишься.

Как бы в ответ на ее слова с дороги донесся громкий топот копыт и хруст колес по щебню. Появилась повозка, на ней сидел рослый парень, его могучие ручищи крепко держали натянутые вожжи, и его улыбка осветила весь двор.

– Энн!

– Это ты, Том?

– Кто же еще? – Он соскочил на землю и привязал вожжи к изгороди.

– Я с тобой не разговариваю! – Энн отвернулась так резко, что ведро плеснуло водой.

– Нет! – воскликнула Сеси.

Энн опешила. Она взглянула на холмы и на первые весенние звезды. Она взглянула на мужчину, которого звали Томом. Сеси заставила ее уронить ведро.

– Смотри, что ты натворил!

Том подбежал к ней.

– Смотри, это все из-за тебя!

Смеясь, он вытер ее туфли носовым платком.

– Отойди!

Она ногой оттолкнула его руки, но он только продолжал смеяться, и, глядя на него из своего далекого далека, Сеси видела его голову – крупную, лоб – высокий, нос – орлиный, глаза – блестящие, плечи – широкие и налитые силой руки, которые бережно гладили туфли платком. Глядя вниз из потаенного чердака красивой головки, Сеси потянула скрытую проволочку чревовещания, и милый ротик тотчас открылся:

– Спасибо!

– Вот как, ты умеешь быть вежливой?

Запах сбруи от его рук, запах конюшни, пропитавший его одежду, коснулся чутких ноздрей, и тело Сеси, лежащее в постели далеко-далеко за темными полями и цветущими лугами, беспокойно зашевелилось, словно она что-то увидела во сне.

– Только не с тобой! – ответила Энн.

– Т-с, говори ласково, – сказала Сеси, и пальцы Энн сами потянулись к голове Тома.

Энн отдернула руку.

– Я с ума сошла!

– Верно. – Он кивнул, улыбаясь, слегка озадаченный. – Ты хотела потрогать меня?

– Не знаю. Уходи, уходи! – Ее щеки пылали, словно розовые угли.

– Почему ты не убегаешь? Я тебя не держу. – Том выпрямился. – Ты передумала? Пойдешь сегодня со мной на танцы? Это очень важно. Я потом скажу почему.

– Нет, – ответила Энн.

– Да! – воскликнула Сеси. – Я еще никогда не танцевала. Хочу танцевать. Я еще никогда не носила длинного шуршащего платья. Хочу платье. Хочу танцевать всю ночь. Я еще никогда не была в танцующей женщине, папа и мама ни разу мне не позволяли. Собаки, кошки, кузнечики, листья – я во всем свете побывала в разное время, но никогда не была женщиной в весенний вечер, в такой вечер, как этот… О, прошу тебя, пойдем на танцы!

Мысль ее напряглась, словно расправились пальцы в новой перчатке.

– Хорошо, – сказала Энн Лири. – Я пойду с тобой на танцы, Том.

– А теперь – в дом, живо! – воскликнула Сеси. – Тебе еще надо умыться, сказать родителям, достать платье, утюг в руки, за дело!

– Мама, – сказала Энн, – я передумала.

Повозка мчалась по дороге, комнаты фермы вдруг ожили, кипела вода для купанья, плита раскаляла утюг для платья, мать металась из угла в угол, и рот ее ощетинился шпильками.

– Что это на тебя вдруг нашло, Энн? Тебе ведь не нравится Том!

– Верно. – И Энн в разгар приготовлений вдруг застыла на месте.

"Но ведь весна!" – подумала Сеси.

– Сейчас весна, – сказала Энн.

"И такой чудесный вечер для танцев", – подумала Сеси.

– …для танцев, – пробормотала Энн Лири.

И вот она уже сидит в корыте, и пузырчатое мыло пенится на ее белых покатых плечах, лепит под мышками гнездышки, теплая грудь скользит в ладонях, и Сеси заставляет губы шевелиться. Она терла тут, мылила там, а теперь – встать! Вытереться полотенцем! Духи! Пудра!