Владимир Сухомлинов - Пастух и девушка

— Вы бы пиджачок-то скинули! — предложил пастух. — А то угореть недолго. Солнце вон как шпарит!

— Да ничего, не беспокойтесь, — скороговоркой проговорил гость. — У меня к вам два-три вопроса.

— О чем речь!.. А ты, Веня, — обратился пастух к мальчишке, — присмотри-ка, будь другом, за стадом…

Пастух и человек из областного центра спустились на песчаный берег реки.

— Вы, говорят, давно в этих краях, — издалека начал приезжий.

— Сызмальства.

— Хорошо, наверное, знаете окрестности?

— Да уж как знаю, так и знаю, — осторожно сказал пастух. Ему стало скучно и захотелось, чтобы разговор закончился быстрее.

— Ночью ничего особенно не заметили в атмосфере или в окружающей среде? — спросил гость.

— Как же не заметил — заметил! Что было, что было — страсть!.. Может, присядем? Вот сюда, сюда — на кочки. Садитесь, не бойтесь — лучше всякого кресла…

Гость быстро сел, спросил нетерпеливо:

— И что же, что заметили?

— Давненько не было таких звездных ночей. Летом самые звездные ночи — самые тихие. Покой наступает повсюду, и звезды как бы приближаются к нам. Честное слово, закури наш председатель свой курительный табак «Особенный» шестого класса за шестьдесят копеек пачка — самые бы дальние звезды задохнулись.

Губы приезжего непроизвольно дернулись.

— Извините, но космическую разведку интересуют другие признаки. Может быть, вы слышали подозрительный шум или видели сияние?

— Шум? Нет. Говорю же — тишь да гладь. И звезды красивые.

— Больше ничего?

— Ну как же ничего? Рассвет наступил ранний и теплый, горизонт горел золотом на востоке — к хорошей погоде. А вот клева, видно, не будет.

— Ясно, — остановил пастуха человек из области. — Спасибо. Дополнительно ничего не сообщите? По существу? Пастух пожал плечами: а разве он не по существу? Приезжий поднялся с кочки, еще раз поблагодарил пастуха. Они вернулись на луг. Пастух кликнул Веньку.

— Извините, если что не так, — сказал, прощаясь, пастух.

Приезжий кивнул, вытер пот со лба, поправил галстук:

— Пойдем, мальчик. Покажешь обратную дорогу.

Они двинулись к селу. «Что за странный гость? — думал пастух, глядя им вслед. — Разве скажешь такому штырю всю правду?» Но ему стало не по себе — лгать всегда неприятно.

Приближался полдень, становилось жарче, и пастух решил спрятаться под кроной старого дуба. Скоро к нему подошла Ласка и улеглась рядом, головой к пастуху. Вид у коровы был умиротворенный и сытый. На душе у пастуха полегчало. Но спустя какое-то время он почувствовал беспричинную тревогу, и ему почудилось, что девушка Яа зовет его или прощается с ним живым, человеческим голосом, как обыкновенная земная женщина. Он поднял голову, стараясь что-то разглядеть в небе. Пронизанное солнцем, оно было столь ярким, что слепило глаза. Пастух даже чихнул.

Вернувшись в шалаш, он сразу бросился к звездочке. «А вдруг человек из области решил осмотреть шалаш?» — неожиданно пронзила мысль. Но звездочка была на месте. Она пульсировала так же мерно, как и утром. Только, кажется, немножко поблекла.

Сильный дождь хлестал в окно. Он и разбудил ее. Открыв глаза, Яа не сразу осознала, где она. Но буквально через несколько мгновений ясно вспомнила, как они приземлились в космогавани «Элба-4», как на борт поднялся санитар и провел ее к медицинскому махолету, как прощался с ней руководитель экспедиции, добрый, осунувшийся за последние дни Ион. Поглаживая ее по голове, он неустанно твердил: «Все будет хорошо. Только ты не упрямься, моя девочка. Трансплантация нужна… Я навещу тебя через пару дней…»

Затем махолет приземлился во дворе госпиталя. Яа поместили в восстановительной палате, куда постоянно подавался доставляемый с гор целительный воздух…

в Дождь стучал и стучал. Это был хороший, увлажняющий и плодородный дождь. К утру его остановят. Но он напомнил Яа пастуха, и девушка с грустью подумала, что даже не знает, утро или вечер сейчас на Земле и что делает пастух. Наверное, пасет свое стадо и ни о чем не думает. Ей вдруг сильно захотелось, чтобы пастух вспомнил о ней. Хотя бы разок, один-единственный разочек…

На другое утро к Яа пришел главный медик. Он был в розовом халате — под цвет ее палаты, где все также было нежно-розовой окраски: и стены, и шкафчики, и кровать, и белье, и шторы, все-все. Главный медик придвинул к ее кровати розовый стульчик, сел и деловито спросил: