Сам-то я не знал ни одного языка. В школе я учил немецкий, в институте — английский и помнил сейчас лишь какие-то отдельные фразы и слова из того и другого.. Наверно, я знал их не намного больше, чем латынь. Витька, кажется, знал английский обстоятельно. На него-то я и рассчитывал.
— Non intellego, — снова сказала девушка и добавила несколько других слов, из которых я уловил лишь «lingua latina» — «латинский язык».
«Да что она, сумасшедшая? — подумал я. — Разговаривать сейчас на латинском языке... Да кто это может?»
Я был уверен, что даже наш толстый и лысый латинист не смог бы разговаривать на латыни. Одно дело преподавать, другое — разговаривать. Как говорят одесситы, — две большие разницы. Наша «англичанка» в институте как-то попыталась «пообщаться» с членами одной американской делегации. Они-то её ещё понимали... А вот она их!.. Только и повторяла; «Speak, please, slowly!.. Speak, please, slowly...» [6] [6] Говорите, пожалуйста, медленнее (англ.).
. И не рада была, что затеяла при нас этот разговор...
«Кто же всё-таки эта девчонка? — снова подумал я. — Неужели на самом деле иностранка? Жалко, такая красивая... Не успеешь как следует познакомиться — помашет ручкой, и — будь здоров, Вася...»
Очень не хотелось верить в то, что она иностранка. Поэтому я ещё раз настойчиво спросил её:
— А может, всё-таки поговорим по-русски?
И она снова ответила:
— Non intellego.
— Не понимает она русского, — огорчённо сказал я Витьке. — Латынь понимает, а русский — нет.
— А может, она кубинка? — сказал Витька и повернулся к ней. — Куба, синьорита, Фидель, си?
Но девушка снова ответила — на этот раз грустно и подавленно:
— Non intellego.
«Как это не понимать таких слов? — подумал я. — «Куба» и «Фидель» на всех языках звучат одинаково... Кто же она?»
Вдруг девушка заговорила сама. Она сказала какую-то короткую фразу, из которой я уже абсолютно ничего не понял. Даже латинских корней не уловил. Зато мне послышались в этой фразе древнегреческие окончания «гос», «лос». Я не учил древнегреческого, но словарями-то иностранных слов пользовался... Однако это была уже какая-то явная чепуха — латынь, древнегреческий у современной девчонки...
— Что она сказала? — спросил Витька.
— Не понял, — ответил я. — Это, кажется, даже не латынь. Это похоже на древнегреческий.
И, повернувшись к девушке, я ответил ей её же словами:
— Non intellego.
И увидел, что после моих слов глаза её стали ещё более грустными.
— Рома? Италия? — вдруг спросил её Витька.
— Ita, ita, Roma! [7] [7] Да, да, Рим! (лат.)
— Девушка обрадованно улыбнулась Витьке, и я заметил, что у неё красивые, ослепительно белые зубы.
Конечно, Витька — гений. Наверняка она итальянка. Как я сразу не сообразил? Какая-нибудь ревностная католичка, которая знает латынь, как свои пять пальцев. Они ж там молятся на латыни... Девушка смотрела на Витьку. Она ждала, что он скажет что-нибудь ещё. Но Витька не знал ни итальянского, ни латыни. Он ничего не мог сказать ей. Говорить должен был я. А у меня вертелась на языке лишь одна фраза — на этот раз уже чисто профессиональная, юридическая. И я сказал эту фразу:
— Audiatur et altera pars! [8] [8] Выслушай и другую сторону.
И девушка немедленно повернулась ко мне и с ожидающей улыбкой приоткрыла губы.
Она готова была меня выслушать. но что я мог сказать ей? Я ведь, по существу, тоже не знал латыни.
Я забыл даже то, что с грехом пополам сдавал на тройку. Я мог только, как попугай, произносить вызубренные изречения и не мог составить ни одной вразумительной фразы.
Я протянул ей пачку сигарет. Может, она курит? Она взяла эту пачку осторожно, как что-то незнакомое и непонятное, оглядела её со всех сторон и тихонько положила на траву.
— Audio, — сказала она.
Я понял. Мы когда-то спрягали этот глагол. Она сказала: «Я слушаю». А что я мог сказать ей?
И вдруг — о счастье! — я вспомнил, что мне приходилось когда-то зубрить «Памятник» Горация. Наш толстый латинист не принимал зачёта у тех, кто не знал «Памятник». Хочешь не хочешь, а зубри...
— Экзеги монументум, эрэ перэнниус, — затянул я, — регаликве ситу, пирамид альтиус, квод нон имбер эдакс, нон аквиль импотенс поссит дируер аут иннумерабилис аннорум сериес эт фуга темпорум...
Я читал «Памятник» уверенно, бойко, без запинки, хотя не смог бы так же бойко и без запинки перевести его. Значение многих слов забылось. Помнилось лишь их звучание.
Девушка слушала меня и улыбалась. Потом тихо сказала:
— Horatius Flaccus...
Я решил, что момент подходящий. Я показал рукой на Витьку и назвал его имя:
Читать дальше