Теперь, при свете дня, я вижу, что у неё голубые глаза. Вчера, у костра, они казались тёмными.
Это очень редко бывает — чёрные волосы и голубые глаза. Может, именно поэтому Корнелия так необычно красива?
Мы завтракаем в небольшом ещё почти пустом пригородном кафе и снова садимся в машину и едем теперь уже не спеша, останавливаясь почти у каждого большого перекрёстка и расспрашивая, как добраться до пединститута.
Пединститут гудит. Идут приёмные экзамены. У подъезда и в коридорах полно молодёжи. Я вижу, как любопытно и удивлённо глядит Корнелия на всех этих озабоченных мальчиков и девочек с книгами. Она хочет понять, где мы находимся, и коротко спрашивает меня:
— Schola est? [14] [14] Это школа?
— Supera schola est [15] [15] Высшая школа.
, — отвечаю я. Эти слова мне, слава аллаху, знакомы. В них не запутаешься.
Я замечаю, что мальчики и девочки в коридорах глядят нам вслед. Вернее, не нам, а Корнелии. Мы с Витькой им неинтересны. А в Корнелии они инстинктивно чувствуют какую-то необычность.
Мы, наконец, находим канцелярию и у задёрганной секретарши пытаемся выяснить, есть ли в институте латинист и как его найти. Секретарша даже не сразу понимает, что нам надо. Она отвечает, что вступительных экзаменов по латыни в институте нет.
Витька хохочет. Мне почему-то не до смеха, и я невольно тянусь в карман за сигаретами.
— Вы успокойтесь, — миролюбиво говорит Витька. — Поглядите на нас. Мы ведь не похожи на абитуриентов. Нам нужно только узнать, где живёт ваш преподаватель латинского языка, его адрес. Только адрес!
Секретарша ошалело смотрит на нас. Вернее, не столько на нас, сколько на Корнелию. И даже точнее — на её необычный спортивный костюм.
— Где вы брали этот костюм? — спрашивает она. Корнелия молчит. Она, видимо, даже не понимает, что вопрос относится к ней.
— Где, спрашиваю, этот костюм покупали? — снова произносит секретарша, подходит к Корнелии и щупает рукав её костюма.
— Non intellego, — отвечает Корнелия и вежливо улыбается.
— Где-где? — переспрашивает секретарша.
— Она говорит, что не понимает вас, — вступаю в разговор я. — Она не знает русского. Она иностранка.
— Я так и подумала, — говорит секретарша. — Разве у нас достанешь настоящие вещи?.. Так чего же вы хотите?
— Адрес вашего преподавателя латинского языка.
Меня уже начинает бесить эта секретарша.
— А его нет в городе, — говорит она. — Он в отпуске. Уехал куда-то в Сибирь. А вы что — его друзья?
— Нет, мы не его друзья, — мрачно отвечает Витька. — Мы чужие друзья... Нам просто нужен человек, хорошо знающий латынь. Понимаете — очень нужен!
— Тогда, может, вы съездите к Алексею Семёновичу? Он, правда, на пенсии, но раньше он у нас преподавал латинский язык.
— Съездим! С удовольствием! — торопливо говорит Витька. Давайте его адрес!
Мы записываем адрес Алексея Семёновича, прощаемся и снова идём по широкому коридору к выходу. И снова мальчики и девочки глядят на нас со всех сторон. В основном на Корнелию. И в их глазах мне чудится то же самое жадное любопытство, которое я вижу всё сегодняшнее утро в глазах Корнелии. Любопытство к другому, незнакомому миру,
Мы колесим по городу, останавливаемся возле постовых милиционеров и выезжаем, наконец, на окраинную улочку с одноэтажными домиками, каменными тротуарами и белёными глинобитными заборами.
Корнелия смотрит на эти тротуары и заборы ещё более удивлённо, чем на высокие здания в центре города. Конечно, если она имеет какое-то представление о Боспорском царстве, её должны удивлять эти окраинные улочки. Ведь и в те далёкие времена они были почти такими же...
Возле одного домика мы выходим из машины. Алексей Семёнович должен жить здесь. К нашему счастью, он дома — лысенький, толстый старичок с сетью добрых морщин у глаз. Он выходит на крыльцо в полосатой пижаме и широченных шлёпанцах, выслушивает мои не очень стройные объяснения и приглашает нас на застеклённую террасу.
— Проходите, молодые люди, проходите. Мы сейчас во всём разберёмся. Во всём можно разобраться... Во всём, что угодно, можно разобраться... Садитесь, чувствуйте себя как дома и извините меня на минуточку. Я приведу себя в порядок. Вы всё-таки с дамой...
Он убегает в дом и минут через десять выходит в тонком чесучовом костюме. Из-под его застёгнутого пиджака выглядывает ослепительно-белая рубашка.
— Вот теперь я, так сказать, в форме, молодые люди. Теперь можно разговаривать... Может, вы расскажете мне всё по порядку?
Читать дальше
В 1991 Карнелии исполнилось пятьдесят. Как жалела она, что сожгла и отдала белую коробочку! Ей самой она, конечно, была не нужна, но она могла бы попытаться спасти своего сына со странным именем Помпей. Он сгинул где-то на просторах нашей необъятной родины в лихом 1998 в возрасте тридцати трёх лет во время рейдерского захвата предприятия, на котором работал инженером и был одним из соучредителей. Михаил ненадолго пережил сына. Инфаркт в 2000 году. Карнелия защитила кандидатскую и докторскую по физике, преподавала до 2009. Умерла в 2016 в своей московской квартире, когда Пантикапей снова был наш. Умерла одна. Внуков не дождалась. Помпей и Наташа хотели сначала " пожить для себя". Виктор ушёл на пенсию в 1999 и сразу уволился. Не мог терпеть той мерзости, которая творилась в институте. Осел в Краснодарском крае. Свой дом, участок 12 соток, три теплицы, персики, айва, гецкий орех. Отдыхал душой в саду и на грядках. Большая семья: два сына и дочь, шесть внуков. Они с Верой обеспечивали всех домашней заготовкой, пока хватало сил. Жив и сейчас. 83 года.
Гао? Венера - не самое комфортное место. Информации нет. Будем надеяться.
Моему сыну сейчас одинадцать. Расти, сынок! Может, и вправду твоё поколение сумеет добиться того, что не удаётся пока нашему.