— Зачем вы всё это выдумали, ребята? Чего вы этим хотите добиться? Я никак не пойму...
Он не верил нам. Мы ушли, ничего не добившись. Он даже не хотел разговаривать с Корнелией, потому что не верил в её существование.
— Но мы можем привести её сюда! — в почти полном отчаянии сказал я.
— Зачем? — Начальник милиции пожал плечами. — Вы же говорите, она не знает русского. А я не знаю латыни. Значит, разговаривать с ней мы всё равно не сможем. А с вами я уже поговорил... Обучите её русскому, потом приводите.
Подгонять Корнелию с изучением русского было не нужно. Она занималась почти целыми днями. Она понимала, что от этого зависит всё остальное. Как-то Корнелия сказала мне:
— Наверно, я уже достаточно знаю ваш язык, чтобы получить какую-нибудь работу. Как ты думаешь?
Я замялся. Я знал, что поступить на работу без паспорта невозможно,
— Любая работа у нас требует образования, — ответил я. Нашего образования. Поэтому тебе надо будет учиться в нашей школе.
— Я могу поступить в школу сейчас?
Я отрицательно покачал головой.
— Сейчас рано. Ты ещё плохо говоришь по-русски. Ты ещё только учишься писать. Тебе нужно долго готовиться к школе. Кстати, ты учила когда-нибудь математику?
— Да. И в детстве, и на корабле Гао. Только по-разному. Я все годы училась на корабле Гао... И вот теперь надо снова...
К сожалению, я сам почти забыл математику. Я мог предложить Корнелии только простейшие арифметические и алгебраические уравнения, простейшие теоремы.
Вначале я по привычке записал их арабскими цифрами. Потом мне показалось, что арабские Корнелия всё ещё знает нетвёрдо, и я выстроил рядом столбик — перевод арабских цифр в римские. Этот столбик Корнелия перечеркнула — перевод ей уже был не нужен. Но на уравнения и теоремы она сперва глядела непонимающими глазами. У неё даже слёзы выступили от огорчения.
— Наверно, ваша математика слишком сложна, — сказала она. — Я не могу её постичь... А Гао говорил, что у меня есть математические способности...
Мне стало невыносимо жалко её.
— Давай разберёмся, — сказал я. — Здесь же всё очень просто...
Я стал объяснять ей значение «иксов», «игреков», «зетов», «альф», «бет» и «пи».
По мере того как я говорил, её лицо прояснялось.
— Оказывается, всё дело в буквах! — наконец обрадованно сказала она.. — Это же на самом деле очень просто! Это для детей...
Она поставила над греческими буквами и над арабскими цифрами какие-то непонятные мне знаки и стала решать уравнения одно за другим — как семечки щёлкала. Она писала ответы этими знаками и тут же переводила их на понятные мне буквы и цифры. Всё было решено точно. И теоремы она знала, только привыкла к другим обозначениям. Я не мог продолжить этот необычный экзамен. Я совсем забыл тригонометрию и никогда не изучал высшей математики. Но вечером этот экзамен продолжил Витька. И пришёл в восторг от знаний Корнелии.
— Ей нужно только привыкнуть к нашим знакам, — сказал он. — И тогда она сдаст институтский курс играючи.
Корнелия решила привыкать. И среди других учебников в её комнате стали появляться учебники математики — от арифметики для пятого класса и алгебры для шестого до аналитики и интегрального исчисления. Она умудрялась читать это всё как-то вместе.
Через несколько дней она снова заговорила о работе.
— Когда я была девочкой, я любила выращивать цветы. Я их выращивала и на корабле Гао... Наверно, я могла бы выращивать их и в вашем городе... Вряд ли для этого требуется знать больше, чем я знаю...
Я обещал выяснить это.
И вот мы с Витькой сидим у директора городской оранжереи и рассказываем снова всю необычную историю Корнелии, и просим дать ей какую-нибудь работу, хотя у неё нет паспорта. Директор — женщина. Немолодая, когда-то, видимо, очень красивая. У неё усталые глаза. У неё седеющие каштановые волосы и немало морщин на лице. Она, в общем, приятная женщина, хотя и явно не верит нам.
Но она не хочет нас обижать. Она не говорит, что не верит. Она говорит другое:
— Я с удовольствием помогла бы вам... Но у нас сейчас нет ни одного свободного места... При всём желании... Может, позже? Может, кто-нибудь уйдёт?..
— А как мы узнаем это? — спрашивает Витька.
— Если вы оставите свои адреса и телефоны...
Она улыбается.
Витька мнётся. Я понимаю его.
— Мой товарищ скоро уедет в командировку, — говорю я. Надолго. Поэтому запишите, пожалуйста, мой адрес и мой рабочий телефон.
Она записывает, и мы прощаемся. И выходим с Витькой на улицу.
Читать дальше
В 1991 Карнелии исполнилось пятьдесят. Как жалела она, что сожгла и отдала белую коробочку! Ей самой она, конечно, была не нужна, но она могла бы попытаться спасти своего сына со странным именем Помпей. Он сгинул где-то на просторах нашей необъятной родины в лихом 1998 в возрасте тридцати трёх лет во время рейдерского захвата предприятия, на котором работал инженером и был одним из соучредителей. Михаил ненадолго пережил сына. Инфаркт в 2000 году. Карнелия защитила кандидатскую и докторскую по физике, преподавала до 2009. Умерла в 2016 в своей московской квартире, когда Пантикапей снова был наш. Умерла одна. Внуков не дождалась. Помпей и Наташа хотели сначала " пожить для себя". Виктор ушёл на пенсию в 1999 и сразу уволился. Не мог терпеть той мерзости, которая творилась в институте. Осел в Краснодарском крае. Свой дом, участок 12 соток, три теплицы, персики, айва, гецкий орех. Отдыхал душой в саду и на грядках. Большая семья: два сына и дочь, шесть внуков. Они с Верой обеспечивали всех домашней заготовкой, пока хватало сил. Жив и сейчас. 83 года.
Гао? Венера - не самое комфортное место. Информации нет. Будем надеяться.
Моему сыну сейчас одинадцать. Расти, сынок! Может, и вправду твоё поколение сумеет добиться того, что не удаётся пока нашему.