— Запевай! — рявкнул Гурыня на всю вселенную. И бредущие зэ ним бесчетные толпы, подгоняемые вышагивающими по бокам пятнистыми, заголосили на все лады:
Мы маршем радостным иде-ем!
И за свободу все помре-ем!
И-ех, независимость! И-ех, дырьмократия!
Врага побьем, к едрене ма-те-ри!
Песня звучала нескладно, но зато лихо. Недаром разучивали три дня, прежде чем выступить в поход на восточных притеснителей и узурпаторов. Тон задавала бодро топающая молодежь. Старики и бабы плелись позади, не отставая. Правда, с обмундированием и оружием было плоховато — кто шел с дубиной, кто с мотыгой, а кто и просто по карманам камней набил — но ведь это дело временное, каждый верил, в бою добудет себе настоящее оружие. Народец Подкуполья пробуждался.
Сам Гурыня ехал на президентской колымаге. Ехал и поучал избранного народом президента Западного Подкуполья.
— Перво-наперво, надо границы разграничить, падла, и свою земелюшку вернуть, проволоку натянуть, трубы перекрыть и везде, падла, дозоры поставить с пушками…
— Нету пушек-то, — разводил руками всенародно избранный — дородный мужик с крохотными поросячьими глазенками, красными щеками и обвислым носом-огурцом, был он самым вальяжным и представительным среди посельчан, потому и избрали. Звали президента Микола Гроб. И рассуждал Микола серьезно: — Нету и взять неоткуда.
— Это ерунда, падла, — не желал слушать отговорок Гурыня, — пушки мы отобьем у гадов… Или закажем за барьером, продадим половину земель за пушки, а себе у этих сволочей ихнюю половину отвоюем!
— Толковое решение, — чесал в затылке президент.
— Еще бы! Нас уже скоро признают во всем, падла, цивилизованном мире! Послов пришлют! — Гурыня испытующим взглядом пронизал президента независимого Западного Подкуполья. — Ты, Микола, послов-то хоть видал?
— Не-е, не видал, — признался президент. — Чаво нам с послами делить-то? Мы народ смирный… а землю продадим, непременно продадим! Главно, чтоб пушки дали и пойло включили, а то краны-то пустые стоят, народ сумлевается насчет дюмократии… и еще бы колбаски, хоть малость, нам с бабой?
Гурыня похлопал Миколу Гроба по спине.
— Будет тебе колбаса! — сказал он великодушно. — Вот побьешь, падла, восточных, все будет!
И словно заверяя его в своей решимости и непреклонности, тысячами голосов грянуло сзади:
И-ех, независимость!
И-ех, дырьмократия!
Врага побьем! Врага побьем!!
Врага побьем, к едрене ма-те-ри!!!
Колымага скрипела и раскачивалась на колдобинах. Два здоровенных детины волокли ее спереди, еще двое бугаев толкали сзади — президенту было не с руки идти своим ходом, не царево это дело. На огромном сером полотнище, вьющемся над полками, красовалось жирное и четкое: «Даеш суривинитет!» Стая бродячих шавок бежала следом и радостно тявкала. Никто не сомневался в успехе операции.
— Вон они, падла, летают, — важно говорил Гурыня президенту и тыкал обрубком пальца вверх, в грязные, сочащиеся мутью тучи, где трещали зависающие и срывающиеся с места тарахтелки, — Забарьерье нам поможет, там права народов превыше всего, там за ето дело рожу на задницу натянут. Гуманисты, падла!
— Доброхоты, — важно кивал Микола.
Ближе к границе, которой еще не было и которой восточные недруги пока не знали, Гурыня спрыгнул с колымаги. И дал последнее наставление президенту:
— Окопавшихся не щадить! В переговоры, падла, не вступать! И помни, Микола, за свободу на смерть идешь, народ в тебя верит. Ты видал народный суд?
— Видал, — дрожащим голоском признался президент. Еще бы ему не видеть, как забивали камнями смутьянов и всяких несогласных с демократией.
— То-то! — Гурыня сунул президенту кулак под нос. — И еще помни: каждый твой шаг сверху виден, падла, тарахтелки они не зря летают. Головой отвечаешь, Микола, за народное счастье. Понял, падла?!
Президент совсем расстроился. Но виду не показал. Только спросил:
— А вы где ж будете?
— Там, — махнул рукой Гурыня, махнул в совершенно неопределяемом направлении, — за оврагом. У нас, Микола, миссия особая, наше дело, падла, пробудить народишко от спячки, просветить его, дать дубину праведного гнева в руки — и вражину подлую указать. А там уж, падла, сам народ свою дорогу выбирать должен, усек?!
— Усек! — бодро ответил президент Микола. И поглядел на лежавшую в колымаге женушку.
Та спала и сопела в две дырочки. И снилась ей колбаса, много, очень много колбасы.
Читать дальше