Юрий Петухов - Бойня

— Ладно, чаво там, — махнула рукой Марка. И вытащила обеих на сухое место, прислонила к ржавому баку, отхлестала по щекам, чтоб быстрее прочухались.

— Тебе как, дуру, зовут? — спросила она рыжую.

— Вешалкой, — ответила та, еле шевеля разбитыми вдрызг губами.

— Вешалкой? Ясно, это кликуха, а имя-то как?

— Нету имени. Вешалка, и все, — пояснила рыжая угодливо, — кто из мужиков поласковей, те Висюлькой зовут, а имени никакого нету.

Охлябина скривилась, сплюнула кровью — у нее тоже была выбита половина зубов, а два передних, самых красивых, шатались.

— Сдались вам эти мужики чертовы, — прохрипела она, — от них только вред один!

— А меня зовут Манька Пузырь, — быстро вставила коротышка, — я этих кобелей тоже не люблю!

Охлябина сразу заулыбалась, пролился бальзам на душу, наконец-то.

— Верно говоришь, подруженька! — она прихлопнула Маньку по плечу. — Я только с митингу, умных речей наслушалась выше крыши. Там прямо знающий человек один с трибуны сказал: все мужики — сволочи окопавшиеся! И бабам от них только убыток и горе! Так и говорит: идите, бабы, и создавайте повсюду женсоветы! И, говорит, будет вам и колбаса, и светлое будущее, и хахалей навалом! Во-о!

Рыжая Вешалка долго пучилась на Маньку налитыми глазами. Потом протянула:

— Чего-то я не поняла… это, значит, навалом-то будет сволочей окопавшихся, так что ли?!

— Дура ты и есть дура, — Манька ткнула рыжей кулаком в лоб, — не перебивай умных людей-то, я заслушалась прямо про колбасу и эти… женсоветы. Красиво-о! Я люблю когда красиво… И мне тоже одна, умная, как-то про колбасу рассказывала — девочки, я, прям, сама не знаю, что за прелесть эта колбаса, все про нее только и говорят.

Марка одернула болтунью.

— Вот пока ты говоришь, да другие говорят, мужики-то окопавшиеся всю колбасу нашу и сожрут начисто, ясно?!

— Ясно, — откликнулась Вешалка, — надо женсовет создавать! Ты вот что… как тебя звать-то, подруга дорогаая?

— Охлябиной, — кокетливо призналась Марка. Бабы, уже не пьяные, а совсем протрезвевшие и смурные, переглянулись, кивнули одновременно. И Вешалка продолжила:

— Вот и будь ты у нас, дорогая Охлябина, как избранница от женского народа нашего маленького, но дружного коллектива, председательницей женского совету!

Марка засмущалась, засопела, закрутилась на месте ужом.

Но Манька Пузырь поддакнула товарке:

— Голова у тебя светлая, и драться ты умеешь, Охлябина, кому ж как не тебе быть председательницей?! Да мы с тобой всех этих закопавшихся и вовсе уроем! Мы их и на развод не оставим, не хрена колбасу переводить!

— Ладно, подруженьки, уговорили, — смирилась с волей народа Марка Охлябина. — Но чур без булды — скажу слово, чтоб только свист стоял. А кто против пойдет, ту из женсовету вон! И чтоб ни дна ей, ни покрышки! Согласные?!

— Согласные! — хором ответили Манька с Вешалкой.

— Вот и ладно. Вы главное, не боитесь, со мной не пропадешь! Мы баб наберем тыщи, мы весь город на мужиков подымем! Не трожь наши права! Не посягай, сволочь, на свободу нашу! Нынче, я вам скажу прямо, демократия повсюду…

— А чего это такое? — не поняла Вешалка.

— Чего?! — переспросила с возмущением Охлябина. — Безграмотная ты, хучь и городская! Демократия, как тот умный сказал, это наша бабская власть. Нас не попирай! И думать не смей, гад…

Вешалка снова выпучилась.

— Как это, не попирай, а откуда ж детки нарождаться-то будут? — всплеснула она руками.

— Дурища ты несознательная! — обругала ее Марка. — Ты поперву светлое будущее построй, а потом про деток-то… Не хрена их и вовсе рожать, коли им никогда в жизни колбасы вволю не накушаться, верно я говорю?!

— Верно! — снова хором ответили обе.

Охлябина довольно улыбнулась, подбоченилась, здесь ее слушали, не перебивали, не материли, как этот мужлан Доля, тут ее уважали. И зачем ей, спрашивается, какой-то там Кабан, когда она и сама головой быть может, вожаком! Пускай только попадутся ей на пути, олухи, деревенщины… в город приперлись, а с женщиной себя вести не научились, хамье! А вот она не даром мучилась, не зря страдала, она-то свою правду нашла тут. А за правду и помереть не жалко.

— Ну, вот что я вам скажу, подруженьки, — начала Марка важно и сурово, — коли избрали вы меня на этот ответственный пост, не хрена нам сидеть тут да судачить о том о сем. Пора и за дело браться. Никто нам красивую и сладкую жизнь не построит, кроме нас самих. Эти окопавшиеся гады вам не тараканы, сами собой не выведутся. Их выводить надо!