Дэвид Зинделл - Экстр

Почти все прохожие были белые, как мучные черви, но с розоватым оттенком — мутация, свойственная выходцам из областей с холодным дождливым климатом, наподобие западной оконечности Евразии на Старой Земле. Такая мутация могла также быть следствием жизни в пластиковых муравейниках Экстра. Нараины с их голыми черепами и бесформенными телами выглядели андроидами, такими же бесполыми, как только что вылупившиеся скутарийские нимфы.

— Разве в вашем мире нет роботов? — спросил Изас Лель, трогая капельки воды на своем сложенном зонтике. Струя воздуха била им в лицо, и на улице стоял такой шум, что приходилось говорить очень громко. — Возможно ли, чтобы в Невернесе ими не пользовались?

Он приказал роботу немного откинуть сиденье и поднять окна. Данло, оказавшись закупоренным в пластиковой бутылке, стал смотреть сквозь ее стенку. В толпе он стал замечать большое количество персональных роботов, сопровождающих своих хозяев. Роботы мыли витрины, роботы клали пластмассовые кирпичики, надстраивая жилые блоки Девятого бульвара. Устрашающая конструкция из колес, трубок и пластмассовой колыбели нянчила ребенка, одного из немногих детей, которых Данло видел на улице. Всюду, куда ни глянь, ползли или ехали всевозможные разновидности роботов. У ресторанов, где роботы-официанты подавали напитки со льдом и странного вида блюда, другие роботы вскапывали цветочные клумбы. Данло заметил, что такое занятие больше бы пристало человеку, чем привел Изаса Леля в полную растерянность.

— Мне кажется, у вашего робота не все в порядке, — сказал нараин, кивнув на образник.

Голографический Эде, не меняя выражения лица, начертил в воздухе полумесяц. После своего пребывания у сайни они с Данло сочли полезным разработать собственный тайный язык, и Данло научил его цефическому языку знаков.

— Почему? — спросил Данло.

— У него проблемы с переводом. Не можете же вы всерьез думать, что сажать цветы должны люди.

— Но почему же?

— Потому что это работа. — Изас Лель произнес это слово, «фальке», так, точно в рот ему попала грязь — так, точно его смысл был ясен каждому. Работа есть работа, постыдное занятие. Только роботы или сумасшедшие работают. Цивилизованные люди, такие, как Изас Лель или любой другой нараин, пусть даже самого низкого ранга, посвящают свое время более возвышенным целям.

— Мне приходилось сажать цветы. — Данло вспомнился ясный день ложной зимы, когда он сделал перерыв в своих математических занятиях, чтобы посадить» Тамарой огнецветы около ее дома. — И я не считал это работой.

Изас Лель посмотрел на Данло, как на неизвестного вида насекомое.

— Но ведь вы делали это руками?

— Конечно, как же иначе?

— Значит, это работа.

— По-вашему, все, что делается руками, — это работа?

— Почти все.

Данло сидел прямо, как мастер заншина. Фактически он был здесь послом и потому не мог себе позволить вступать в спор с Изасом Лелем. Но он был также пилотом, а прежде всего человеком и поэтому сказал:

— Я видел, как робот на улице кормит ребенка. Ведь не считает же мать работой кормить свое дитя?

— Считала бы, будь у этого ребенка мать.

Данло на миг онемел и даже дышать перестал. Всю свою жизнь он слышал рассказы о мирах, где дети рождаются искусственным путем. Эти извращенные создания, не имеющие ни отца, ни матери, называли слельниками и насмехались над ними. Кадетом он даже знал в Невернесе одного из таких, безупречного внешне, но несчастного внутренне, с идеальным телом и затравленными глазами. Мысль о том, что Изас Лель и все другие жители этого города — слельники, ошеломила Данло, и он замолчал, не находя слов.

— Растить ребенка в себе — это, безусловно работа, — продолжал Изас Лель. — А ухаживать за ним — тем более.

— Но ведь это жизнь! — выпалил наконец Данло. — Сама жизнь. Как же иначе?

Изас Лель вздохнул, словно втолковывая очевидные вещи ребенку, и промолвил с брезгливостью и презрением на лице:

— Жить? За нас это делают наши роботы.

Весь оставшийся отрезок пути никто из них не раскрывал рта. Вскоре они подъехали к большому, монолитному белому зданию, и Данло подумал, что теперь им придется выйти из робота, но тот по команде Изаса Леля перешел в крайний правый ряд, сбавил скорость и въехал на тротуар. Теперь он тащился, как древний старец, и пешеходы дисциплинированно уступали ему дорогу. Ходьба для большинства нараинов была единственным видом физической деятельности, но никто не ожидал, что один из трансценденталов унизится до их уровня.