Борис Лапин - Первый шаг (сборник)

Это было их второе свидание. На Чуранче, когда сдавали тот трудный мост, они так же бродили вдвоем, и вдруг Илья обнял ее и прошептал:

— Юлька… Вот погоди, закончим Трассу…

— Ты с ума сошел! Это же шесть лет! — несмело возразила она.

— Не могу дезертировать с Трассы, — трезво разъяснил Илья. — Даже вот так… в семейную жизнь. Честно. Построим — тогда уж… Не разрываться же между делом и семьей. А наполовину — не умею…

Ту ночь до рассвета Юлька проплакала в подушку.

А теперь, под черными лапами елей, Илья прошептал, продышал ей в ухо все те самые слова, которые она ждала, жаждала, мечтала услышать от него.

— Ты с ума сошел! — пискнула она, чувствуя, что ее возносит под облака. — Вот построим мост, тогда…

— Но ведь еще шесть дней, — подсчитал он. — Целая неделя! Нет, это немыслимо, Юлька!

Она сняла очки и припала к его белой рубашке.

— Я твоя навсегда, на веки вечные, бессрочно, пожизненно, до той самой доски… Но там Валька. Ему будет плохо…

— Валька? При чем тут Валька?

— Ему будет плохо, — только и сумела повторить она.

— А если я поставлю условие: или — или?

— Илюшенька, ну какие могут быть условия? — жалко рассмеялась Юлька. — Или будь счастлива, или оставайся человеком, так, что ли?

Он мог повернуться и уйти. Мог сказать «Значит, ты выбрала его». А он выпалил:

— Юлька! Ты даже сама не понимаешь, какая ты! Честно!

Они вернулись к костру. Над их головами уже погромыхивал гром, и, пристреливаясь, посверкивали молнии вдали. Не символические. Вполне реальные.

Под этим добродушным отдаленным рокотанием еще долго сидели у догорающего костра — мечтали о будущем. И Валька накинул ей куртку на плечи, а Илья устроился напротив, рассеянный и словно озабоченный.

— Это же, если разобраться, не просто мост, — сказал Пирожков. — Кусочек Трассы. Мост в будущее.

— А будущее, как известно, начинается сегодня, — напомнил Арканя. — Чего ты ждешь от будущего, Кулибин?

— Я? Ну прежде всего — мира. Вечного. Чтоб даже слово «война» позабылось. Потом — чтобы труд абсолютно для всех стал радостью. Чтобы стяжательство стало общественным позором, чумой, проказой. Ну вот. А когда это сбудется, хочу видеть людей добрыми.

— Добрыми?!

— Именно.

— И бандитов тоже? Ага, понял, бандитов уже не будет. Но все равно очень интересная мысль. А ты, Юлька, что скажешь?

— Только это мое личное пожелание… Пусть бы о человеке никогда не судили по внешности!

— Считай, одиннадцать душ уже готовы к переселению в будущее, — пошутил Федя.

— Ну если бы по времени можно было кататься туда-сюда, они бы нам прислали сотню-другую самых опытных спецов, — высказался Усатик.

А Илья развил его мысль:

— Если бы научиться управлять временем, я бы такой фортель выкинул. Бездельникам, потребителям и небокоптителям урезал бы время. Каждый час этак вдвое подкоротил бы. Чтоб не транжирили зазря общественное достояние. Честно. А работникам, творцам, созидателям вдвое удлинил бы. Да только им все равно не хватит…

— А я… я… — выкрикнул вдруг Валька Сыч. — Я бы о человеке по душе судил! Официальные звания ввел бы: серебряная душа… стальная душа… бумажная душонка. А для самых… самых душевных, — он в открытую глянул на Юльку, — установил бы высшее звание — Золотая Душа.

— Ну это уж ты, пожалуй, слишком, — усомнился Пирожков.

— Ничего не слишком!

Упали первые капли дождя, и ребята начали расходиться. В этот момент и увидела Юлька, как Сыч вырезает что-то на прутике.

— Что это ты режешь, Валька?

— А это, Юля, моя летопись.

— Летопись?!

— Ну да. Календарь Трассы. Вот на этой палочке каждая зарубка — день на Ое. На другой — мост через Чуранчу. И так далее. А потом свяжу их вязанкой, и готова моя первоначальная летопись Трассы.

Это была ночь с шестого на седьмой день творения моста через Ою. Громыхавшая в отдалении гроза принесла такой ливень, какого никто в бригаде отродясь не видывал. Вода рушилась из поврежденной небесной тверди не дождем — лавиной.

Едва рассвело, гурьбой бросились к мосту. Куда там — во всю ширь долины, от леса до леса, катило мутный, пузырящийся, напряженный гудящий поток. Только где-то далеко, на середине этой полноводной реки, бессмысленно торчали четыре покосившиеся игрушечные коробки: три в кучке и одна поодаль. Несвязанные, еще не полностью загруженные балластом русловые опоры снесло внезапно обрушившимся паводком. Ближнюю, пирожковскую; своротило метра на три, а стоявшую на самой русловине под крутым берегом сычевскую уволокло аж на десяток метров.