Люк подался неожиданно легко.
Люди — от волнения, что ли, он даже не видел, кто — уважительно посторонились, пропуская его вперед и подсвечивая фонариками. Он первым шагнул в этот чужой мир.
Лестница в десяток широких ступеней вела вниз, в круглый вестибюль. Здесь вдоль всей стены шли двери, которые бесшумно раздвигались, едва к ним подходили — столько тысячелетий прошло, а ничего не испортилось! За каждой дверью была небольшая, человек на пять, кабина. Внутри кабины громоздились строчка на строчку непонятные рельефные рисунки. Шипулин пригляделся к ним, но изображения человека нигде не обнаружил. Может быть, это были и не рисунки, а знаки, иероглифы.
Он повернул какую-то рукоять на противоположной от входа стенке кабины — пол под ногами дрогнул и поплыл вниз. «Лифт, — догадался он. — А как же выберемся? — Оглянулся: в кабине был он один. — Вот так штука! Увлекся, Михаил Михайлович, увлекся! Ну да ничего, конструкция вроде бы несложная».
Он спускался довольно долго и все жалел, что не знает скорости лифта: на какую глубину он опустился? Наконец лифт остановился, дверь открылась. Это был точно такой же круглый зал, только освещенный призрачным желтоватым светом. Вглубь вел широкий коридор, и Шипулин смело пошел вперед. Через две минуты он оказался в другом зале, более просторном и светлом. На возвышении стояла золотая скульптура, устремленная вперед и вверх, как бы рвущаяся взлететь обнаженная женщина держала в руке сверкающую острыми лучами звезду. Женщина была очень похожа на земную…
В какой-то пустой комнате он остановился у вмонтированного в стену матового рефлектора, и сразу в голове его начала складываться таинственная песня…
«Было три дочери у нашего солнца, три родные сестры. Старшую звали Оуа, среднюю — Аэу, младшую — Юиа. И когда поняли три сестры, что умирает их отец и уже не сможет обогревать их своим теплом, собрали они Объединенный Совет Мудрецов. Двадцать лет думали мудрецы и порешили: лететь, искать себе новое солнце, очень похожее на наше, и планеты, чтобы можно было на них жить и чтобы не угас в веках разум человечества, родивший великое Знание. И порешили: не строить для полета искусственных сооружений, ибо дороги они и ненадежны, а обуздать подходящую малую планету, поселить внутри ее три человечества трех планет-сестер, разогнать до нужной скорости и покинуть родное солнце, чтобы в неизведанных дебрях Бесконечного обрести новое солнце и новую жизнь. И нашли такую планету, называлась она Л'Уна, и за сто лет построили внутри ее все необходимое для, жизни четырех миллиардов людей в течение трехсот поколений и для защиты в пути от полчищ летающих глыб и смертельных для всего живого лучей, видимых и невидимых, и двинулись в путь в тридцать две тысячи восемьсот тридцать пятом году, рискуя либо потерять все, либо все обрести заново…»
«Передача мысли, — догадался Шипулин. — Это еще успеется, надо дальше, дальше, надо найти что-то самое главное, найти тайну этого космического Ноева ковчега. Кстати, если они разгоняли свою планету до третьей космической скорости, должны же где-то быть дюзы. Может, то, что мы принимали за кратеры, вулканического происхождения, и есть дюзы двигателей? А все остальные кратеры — от встречных метеоритов? Боже, как просто!»
Он торопился, во многие помещения вовсе не заглядывал, в другие заглядывал мимоходом, пытаясь определить, для чего они предназначены. Быстро, почти бегом, миновал большой плавательный бассейн, полный воды. За стеклянными стенами плескались золотые рыбки. Отвернул и снова прикрыл кран водопровода, из которого потекла тоненькая струйка, и вовсе не удивился, что все еще действует и водопровод, и электричество, и кондиционирование воздуха. Он попробовал на секунду свинтить шлем — воздух был нормальный, немного тепловатый, с запахом пыли и нагретого металла.
«Какой же энергией они пользовались, чтобы столько веков продержаться внутри планеты? Ладно, это выяснится позднее, а пока вперед, вперед!» Он пошел дальше, уже без шлема, идти было легко и приятно, и чем дальше, он шел, тем вкуснее и прохладнее становился воздух. Вскоре он обнаружил, что, коридор не прямой, а закругленный, с едва заметным уклоном. Ему представилась спираль, бесконечно спускающаяся вниз, к центру планеты. Так можно было идти много дней, и он свернул в один из боковых коридоров. Здесь располагались крохотные каютки, видимо, жилые: в ковчеге было тесновато, как в коммунальной квартире годов детства его бабушки. Он бродил по запутанным проходам и тупичкам, стараясь запомнить дорогу назад или хотя бы не потерять ориентировки. Откуда-то смутно повеяло запахом роз…
Читать дальше