Песах Амнуэль: Люди Кода

Вернувшись из ешивы, И.Д.К. обнаружил на своей двери прилепленную скотчем записку: "Званили из института. Еще пазвонит". Сосед ушел, выяснить подробности было не у кого. И.Д.К. бросил портфель на стул и подошел к окну. Окно выходило на склон горы, открывая в раме картину, которую можно было назвать "Тоска Вселенной". Иудейская пустыня простиралась до горизонта — унылые холмы, покрытые чахлым кустарником.

Знакомый экстрасенс, с которым И.Д.К. однажды беседовал о предназначении человека, утверждал, что именно пустыня, и непременно Иудейская, и есть то место, где человек способен соединиться с Богом. Ничего, кроме тоски, пустыня у И.Д.К. обычно не вызывала. Но иногда, в такие минуты, как сейчас, способна была если не успокоить, то хотя бы примирить с жизнью, показывая философское единство природы и человеческой сущности.

Будучи человеком, решительным только в умственных действиях, И.Д.К. никак не мог заставить себя принять мысль, которую понял после первого же разговора в министерстве абсорбции. Мысль была простая: никому ничего не нужно. Богу, если он есть, — тоже.

Зазвонил телефон.

— Слушаю вас, — сказал И.Д.К. по-русски, тут же ругнув себя за старую привычку — его могли не понять и положить трубку, а если звонок важный, то…

— Говорит рав Дари, — сказал знакомый голос на другом конце провода. — После твоего ухода я попробовал в восьмидесятизначном интервале поискать в Книге что-нибудь о нашей сегодняшней встрече.

— Ну-ну, — пробормотал И.Д.К. в явном противоречии с торжествующими интонациями рава.

— Два слова, и понадобилось немного времени. «Купревич» и «ошибка». Слова идут подряд в книге «Дварим». В тексте "Берегитесь, чтобы не забыть вам завета Господа, Бога вашего, который Он поставил с вами…"

— Я и не сомневался, — сказал И.Д.К.

— Все есть в Книге, все. Шалом увраха.

— А ты попробуй поискать там слова "новый человек" и "генетический код", — сказал И.Д.К., хотя рав уже положил трубку, — или, например, «рав-дурак». Найдешь и это, идиот ты старый, — добавил он по-русски.

А если он еще слушает? — мелькнула мысль. А, плевать. Нужно все сделать сейчас, пока не прошла злость.

И.Д.К. включил компьютер, единственное серьезное приобретение на новой родине, и инсталлировал программу «Тора», которую хранил отдельно от всех других программ поиска и анализа текста. Программа была большой: шесть дискет, и пока И.Д.К. переводил ее на жесткий диск, было время подумать, отменить решение, в общем — посидеть перед дорогой на чемоданах.

На экране высветились три ивритские строчки — сплошной текст без пропусков между словами. Прочитать это было невозможно, и осталось сделать последний шаг перед тем, как броситься в омут, из которого уже не выбраться. Во всяком случае, не выбраться в прежнем статусе — в этом И.Д.К. был уверен, хотя никаких доказательств тому не имел. Пока не имел. Пока.

Пока, — повторил он еще раз и набрал код расшифровки: он знал сочетание цифр наизусть, никогда и нигде его не записывал и чувствовал себя сейчас тем самым творцом, который много (двадцать миллиардов или пять с половиной тысяч?) лет назад сотворил этот мир и дал ему шанс.

Текст, который высветился на экране, был разделен уже на отдельные блоки, которые можно было бы назвать и словами, хотя и не имевшими видимого смысла.

Медленно, вслух, четко проговаривая каждый знак, И.Д.К. прочитал написанное. Повторять не было нужды, И.Д.К. и не знал, к чему приведет повторение. Набрав на клавиатуре новый код, он возвратил текст в прежнее состояние криптограммы, записал ее на дискет, и, выйдя в «Нортон», стер программу с жесткого диска.

Выключил компьютер. Встал и потянулся. Сказал:

— Ну, и что теперь?

Он действительно не знал этого.

Приятели называли Илью Кремера приспособленцем и были правы. Сам он считал себя правоверным евреем, и тоже был прав, поскольку в тонких материях отношений между человеком и чем-то, стоящим выше, правда совпадает с мнением, а не с истиной, известной лишь Ему и скрытой от всех прочих смертных.

Во всяком случае, Илью Давидовича не очень беспокоило, что жене его Дине приходилось убирать в чужих квартирах и в ближайшем отделении банка «Апоалим», чтобы в доме (дом? трехкомнатная съемная квартира в непрестижном иерусалимском районе Ир-ганим!) были не только хлеб и маца, но и шоколадное масло для сына Хаима.

В доме соблюдали кашрут, Дина время от времени посещала микву, но в душе оставалась неверующей и убеждена была, что и Илья не верит на в какого Бога, но — нужно жить, а жить нужно правильно, и тогда жить будет хорошо. И еще Дина знала, что человека может погубить гордыня. Поэтому после того, как за ужином ее Илюша едва не объявил себя Мессией, она долго не могла уснуть, тем более, что мужу непременно хотелось исполнить свой долг, а она устала от уборки и была совершенно разбита.