Андрей Столяров - Детский мир

С плюша морды у него свисали седые усики.

– Конечно, папа!..

Ветка раздраженно сказала:

– Вечно ты ему потакаешь. Разумеется, он никого слушать не будет.

– Веточка… – нежно сказал Сергей.

– И не называй меня Веткой!

– Ну, положим, Виктория… Так мы почапали?

– И не застревайте на два часа!

– Постараемся…

– Ужин вас ждать не будет!

– Понял, – кивнул Сергей.

По пути в булочную он сказал:

– Слушай, Андрон, а, может быть, имеет смысл пересмотреть какие-то принципы поведения? Может быть, не следует каждый раз доводить до конфликта? Если Ветка к тебе обращается, то – сделай, и все. Ветка, в общем, не так уж часто к тебе обращается.

– Мама не любит, когда ее называют Веткой, – заметил Андрон.

– Ладно, не в этом суть. Только легче выполнить просьбу, чем ввязываться в дискуссию. Делать-то все равно приходится. Ну а если уж совсем нет желания, тогда – объяснись. Но – спокойно и вежливо, я не думаю, что Виктория будет настаивать. Женщины вообще довольно покладисты. Как ты считаешь?

Некоторое время Андрон молчал, а потом вдруг нагнулся и подхватил с земли увесистую длинную палку – покрутил ее, видимо, примеряя к руке, и понес – словно меч, выставленный для защиты.

– Так как ты считаешь? – спросил Сергей недовольно.

Андрон вздохнул.

– Папа, ты говорил мне недавно, что бывают ситуации, когда ничего объяснить нельзя. И когда приходится полагаться только на… словесное утверждение. Если ты человеку веришь, то значит, веришь. Извини, но это именно та самая ситуация…

– А мне ты можешь сказать, в чем дело? – поинтересовался Сергей.

– Именно тебе?

– Да.

– Нет, не получится…

Сергей промолчал.

У ребенка крупные неприятности, подумал он. Впрочем, ну какие у него могут быть неприятности? Должен, верно, кому-ибудь, а попросить денег стесняется. Или, может быть, рассорился с Мусей: что-то ее последнее время не видно. Ладно, через несколько дней образуется.

– Шагай веселее, – сказал он.

Они прошли огородами и через переулок, утоптанный до черноты, повернули на вечернюю тихую улицу, левый край которой через овраг спускался к реке, а на правом, за площадью трепетали огни Торгового центра.

Здесь Сергей остановился и расстегнул поводок.

– В самом деле, не задерживайся, – сказал он. – Ветка ждет, не надо обострять ситуацию.

Дрюня как бы заколебался.

– А разве ты не пойдешь вместе со мной?

– А зачем?

– Ну не знаю… Ты же хотел – до булочной.

Сергей слегка рассердился:

– Что тебя за ручку водить как маленького? Взрослый же человек, давай, Андрон, не томи, – и добавил, показывая, что пререкаться далее не намерен. – Жду тебя через пятнадцать минут. Усвоил?

Дрюня судорожно вздохнул.

– Иди, Андрончик…

Он смотрел, как Дрюня неуверенно пересекает пустынный в это время проспект, останавливается, словно на что-то наткнувшись, у противоположного тротуара, – осторожно, дугой, обходит сияющий витринами «Детский мир», а затем, махнув сумкой, скрывается за поворотом.

Стало как-то тоскливо.

Несчастный ребенок, подумал Сергей. Ветка на него орет я – не обращаю никакого внимания. Половина друзей разъехалась – мается от безделья. Кто это сказал, что детство – самое счастливое время? Ни хрена оно не счастливое, если разобраться по-настоящему. Бестолковое – это еще может быть. Бестолковое, мучительное, угнетающее. Это они – того. Это они что-то напутали.

Он пнул камешек. На секунду ему показалось, что он уже никогда больше не увидится с Дрюней. Тот вот так – исчезнет за поворотом и растает в удушливом вечере августа. Он не знал, откуда взялось это чувство. Вроде бы, все выглядело, как обычно: страшненькие обшарпанные пятиэтажки, вытянутые вдоль улицы, низкая уродливая коробка «Детского мира», красные скупые огни Торгового центра. Звенели редкие комары, радостно взвизгивал в лопухах Тотоша, чующий мышиные норы, на другой стороне реки лениво перебрехивались собаки. Благолепие, дрема, умиротворение. О чем, собственно, беспокоиться? Разве что багровое солнце, наполовину скрывшееся в лесу, протянуло вдоль улицы вечерние красные тени. Улица из-за этого выглядела как-то зловеще. Да еще почему-то не видно было окрест ни одного человека.

Сергей вдруг понял, что дело именно в этом. В той пустынности, которая и порождала тревожное ощущение. Ведь действительно – ни единой живой души. Как все вымерло. Странно. И ладно бы – взрослое население. Вероятно, взрослое население поглощено сейчас очередным сериалом. В том числе Ветка, хоть она и торопила их с ужином. Но почему не видно ребят, которые должны копошиться у каждого дома? Время – детское, не спят же они. И когда это было, чтоб ребятню удавалось загнать так рано. Я уже не говорю о подростках.