Наталья Иртенина - Я – это ты

Конечно, ведь ни он, ни я по-настоящему не знали, что такое смерть или несовместимые с жизнью телесные повреждения. В моем мире этого не было, и я просто стоял и ждал, что будет. Третий человек развернулся и подъехал к месту катастрофы. Слез с машины, подошел к одному из лежащих, нагнулся и потрогал его. Наверное, что-то в этом зрелище ему не понравилось или напугало, потому что он резко распрямился и бросился к своей машине. Скоро он исчез из виду, умчавшись по дороге.

Я вышел из укрытия и приблизился к двухколесной машине. Экстерьер у нее был, конечно, своеобразный. Такой, что и не снился нашим мудрецам, как сказал кто-то из древних. Оглядел я ее с большим интересом и заснял на копир. Трогать не стал. Ы пусть сам разбирается с этим.

Потом я подошел к лежащему человеку. Ы вдруг заявил, что тот не дышит и мозговые биоволны слабеют с каждой секундой. Для меня это было странно. Я снял с него шлем и увидел широко открытые застывшие глаза. Это могло означать только одно – смерть. Но я все еще не верил, что это то самое, чего лишен мой собственный мир, к чему направлены лучшие умы шестого тысячелетия. Я сел на траву и задумался.

Я думал о том, что, должно быть, этот мир гораздо лучше нашего – если людям здесь позволено умирать. Этот человек, чье оставленное тело лежало рядом со мной, сейчас претерпевает удивительные метаморфозы. Там, где он теперь находится, начнется его путь к Создателю. Откровенно говоря, я точно не знал – начнется или продолжится. Теофизики моего времени расходились во взглядах на этот вопрос. Ы так и вовсе, как я выяснил, имел лишь начальную, весьма беспорядочную, степень теофизического образования и предпочитал отмалчиваться на этот счет.

Но в ту минуту это не имело значения. Момент был величественный. Я постигал безмолвную Тайну перехода и интуитивно чувствовал, что соприкасаюсь с чем-то, что выше меня и всего видимого мира. Не знаю, сколько я там сидел, почти слившись сознанием с Внемиром. Меня грубо вернул к текущей действительности голос Ы. Он сообщил, что приближается еще один скоростной объект, другой конфигурации, и мне лучше уйти.

Я поднялся и перешел ко второму телу. Это была женщина – я увидел это, сняв с нее шлем. Тонкая, совсем неяркая, я бы сказал, мистическая красота – та, что может внезапно исчезать, покидая мир, и вновь появляться. Острое ощущение необычности происходящего. Танец жизни и смерти, судьбы и случая. Ы предупредил, что у нее слабый пульс, открытый перелом левой голени, сильное повреждение двух ребер и разрыв стенки правого легкого.

Как можно бережнее я подхватил ее на руки и понес, стараясь не потревожить девушку резким движением. Скоро я был уже возле хронолета и велел Ы убрать частокол, который он прорезал после моего ухода. Это было излишней мерой предосторожности. Вероятно, Ы подхватил в этом чужом мире какую-то болезнь, что-то вроде мании преследования.

Я сразу же направился в медсектор. Эндопластика, хирургия мягких тканей, ускоренный анаболизм и наращение костной ткани, анабиоз. Три-четыре дня – и она будет как новенькая. Оглядев ее напоследок, я вышел из медсектора. Там сейчас же заработала команда ловких миниатюрных кси-лекарей. Ы надзирал за ними и одновременно болтал со мной.

– Думаешь, она отвечает человеческим параметрам идеала физического совершенства? – спросил он.

– А тебе какое дело?

– Да будет выслушано мое мнение, эта человеческая особь женского пола, иначе женщина, обладает хорошим здоровьем и не имеет физических дефектов, в силу чего может быть использована для размножения, как то предусмотрено Программой Ограниченного Воспроизведения.

Я уже тогда убедился, что у моего модуля железный лоб и потрясающий апломб. Хоть и назван он в честь еврокитайца Ы Дун Го, который основал философию сжатия времени. Орда, как известно, полоумно упряма, но апломб ей не свойствен. Наверное, это просто самозащита – они знают, что китаец с апломбом чудовищно смешон.

– Ы!

– Да, капитан?

– Заткнись!

– Должен ли я расценивать это как…

– Должен.

– Слушаюсь. – Ы погрузился в молчание, полное чувства собственного достоинства.

Я вернулся в центральный сектор и снова обозрел внешние экраны. Экивоки модуля, совсем недвусмысленные, привели меня в состояние возбуждения, хотя я и так уже был… не вполне адекватен ситуации. Две тысячи лет – слишком большая разница, чтобы испытывать к этой девушке что-то личное. Откровенно говоря, я к тому же, наверное, старше ее лет на сто пятьдесят. Тем более у меня чисто исследовательские намерения. «Ых!» – многозначительно вздохнул хрондулет, когда я поставил его в известность об этом.