Наталья Иртенина - Железяка и Баламут

Железяка вздрогнул.

– А как? И вообще, объясни толком, что за бот, ничего не понимаю!

Сева снисходительно покрутил головой, точным движением послав окурок в сливное отверстие рукомойника.

– Хоть ты и Железный, но дремучий. Ты что, о цифровых клонах никогда не слышал? Нет, старичок, – Сева положил руку Железяке на плечо, – рано ты в моих глазах поднялся. Крепчать тебе еще надо. Не заслужил ты, я гляжу, своего бота. Или… – Сева оценивающе сощурился. – Или ты такой потрясающий лох, что сам не знаешь свою цену.

Железяка униженно молчал. Он был лохом, он был дремучим пнем – разъяснения Севы не только ничего не дали, но даже и отняли – надежду выкарабкаться из этой свалки нелепиц и небылиц.

– Уж и не знаю, Железо, – продолжал задумчиво Сева. – По тебе не скажешь, что цена твоя тянет на персонального бота… Это же такая штука, бот, с которой ты как сыр в малине, очень приятная в хозяйстве вещь. Пашет за тебя в три горла и жрать не просит. Ты теперь, Железо, вольный орел, лечу куда хочу, никакого дерьма, только пряники.

И Сева вздохнул мечтательно.

– Ладно, пойду, что ли, вкалывать. А тебе, Железо, стало быть, теперь без надобности здесь торчать. Бот на твой счет мани сбрасывать будет. Так что ты уж чего там, не поминай задаром.

Сева Маркин, человек-шкаф, протиснулся в дверь туалета и навсегда ушел из Железякиной жизни. Железяка смял остаток сигареты в кулаке, обжегся, сунул в помутнении ума окурок под струю воды, потом выбросил в окошко. И только сейчас заметил, что в уборную явился с кейсом, намертво вцепившись в него, как в щит. Тем лучше, не придется возвращаться.

Апатичный охранник с залысинами проводил его долгим, вдумчивым взглядом протухшей рыбины.

…Я вот думаю: почему вы, люди, когда я к вам прихожу, все время пытаетесь найти мне какие-то «рациональные» причины? Это что-нибудь изменит, полагаете? Могу уверить, легче вам от этого не станет. А кроме того, нет у меня рациональных причин. В смысле таких, которые корнями уходили бы в ваш мир. Я ведь говорил уже: меня просто вынесли за скобки человеческой реальности. Я всего лишь пятно тени на празднике вашей жизни. Если только она у вас праздник. Ну давайте, подскажите, какие ощущения я у вас вызываю?… Раздражение? Унылую скуку? Гнетущий страх? Мне кажется, скорее всего, я навожу на вас тоску. И за это вы меня ненавидите. Я делаю все, чтобы вам стало как можно хуже и гаже на вашем празднике. А вы зачем-то ищите причины. Кто же вам вбил в голову, что все на свете логично и рационально? Вы многого не знаете. И еще большего вы не видите. А я показываю вам то, чего вы не видите, – совсем мало, чуть-чуть. Открываю краешек завесы. Да и это еще не все. Я же говорю: мозг у людей непонятно устроен. Не видит того, чего не хочет видеть. Но пятно тени умеет заставить его смотреть…

За два дня Железяка отощал на несколько килограмм, оброс щетиной и глядел на все волком. На работе больше не появлялся – нервировала сама мысль о новой встрече с ботом, чтоб его вирусы загрызли. На улице стал стороной обходить людей – в каждом подозревал цифрового клона, хоть и знал, что дурость это. Харчевался теперь только дома. Из квартиры без большой надобности не вылезал, опух от телевизора – нарочно смотрел все подряд, особенно рекламу, особенно тупую и еще тупее. Последняя по бронебойности не уступала среднекалиберной артиллерийской установке и на время в крепостной стене отчуждения, выросшей вокруг Железяки, образовывались пробоины. От этого немного легчало на душе, и мир снова становился добрым, богатым, слегка полоумным дядюшкой. Но это быстро проходило, добрый дядюшка снова отдавал концы и пробоины зарастали кирпичом.

Железяка ощущал себя подопытной крыской. Садист-вивисектор создал крыске условия, загнавшие ее в угол и заставившие крыситься на весь мир.

Окрысившаяся крыска. Страшнее зверя в мире нет.

Но Железяка, как и полагается крыске, с опаской посматривал на кота. Тот уже сделал трехкомнатную квартиру своей охотничьей территорией и жизнерадостно гонялся за мухами – выдавал акробатические номера с прыжками, кульбитами, бегом по стене. После мушиной закуси разражался громким мявом, переходящим в утробные подвывания, и терся мордой о Железякины ноги – требовал полноценной сбалансированной еды по имени Вискас. Потом заваливался спатиньки и во сне дергал усами и лапами, вздыхал, сворачивался в клубок.

Покупая в зоолавке кошачий туалет, Железяка сильно сомневался в том, что кот проявит лояльность к этой гремучей, воняющей пластмассой штуковине с белым горохом наполнителя. Скорее вытряхнет наполнитель и разгонит его по квартире. Однако кот продемонстрировал не только удивительную для своего рода-племени лояльность, но и горячее желание нравиться кормильцу-поильцу. С разбегу нырнул в лоток, задрал хвост мачтой и надул столько, что сразу пришлось менять весь наполнитель. После чего начались жесткие гонки по квартире с преодолением препятствий, заносами на виражах и торможением ушастой головой об углы и ножки мебели. Железяка взирал на этот бордеркросс со смешанным чувством оторопи, скупого мужского умиления и тревожного недоверия.