Юрий Астров - Крылья

Черт засунул в рот пятерню (или «шестерню»? Количества пальцев было не видно, но если судить по суседке…) и лихо свиснул, как в «Пропавшей грамоте». Надгробная плита вблизи от Семена Орестовича поднялась, и из земли вылезло нечто громадное. («Черт, да это же натуральный козел! Тут не Гоголем, тут уже больше Гойей пахнет…» — пронеслось в башке продавца гусака. «За козла и ответить!» — послышался мысленный ответ. Семен поперхнулся.)

— Этот, что ли, такой упрямец? — зловеще проблеял козел.

— Этот, этот, — уныло ответил черт.

— Ну, ладно… Хотели мы тебя разорвать, да уж больно ты нам понравился, — заявил козел. — Держи, вот он, серебряный бакс. Неразменный! В Америку, что ли, намылился?

Семен молчал.

— Да-а, упрямый… Ладно, братаны, я вижу, вы не виноваты. На!

На ладонь нашего счастливца легла монета, блестевшая даже в темноте и показавшаяся ему неожиданно тяжелой.

— Давай гусака!

Семен протянул жареную птицу козлу. Тот схватил ее, лихо гикнул — и кладбище опустело.

«На обратном пути обычно искушения идут, — предупреждал Семена Орестовича домовой. — Там баба типа Прекрасной Елены, разбойники, грозящие голову отрезать, либо для мягкосердечных — нищенка маленькая. Если кому рубль отдашь — тут тебе и конец. Только думаю я, нечистая сила-то не дура. Откуда на кладбище Елене Прекрасной взяться либо нищенке? А разбойникам и тем более там делать нечего — они живых грабят. Так что, наверное, обойдется». Не обошлось…

Едва наш герой ступил за кладбищенскую ограду, как услышал тихое, задавленное, но такое отчаянное мычание, что сердце его сжало словно холодной рукой.

— Молчи, сука! — донесся до Семена злой мужской голос. В кустах мелькнуло что-то белое, затем мужчина взвыл, раздался звук затрещины. В голове Семена Орестовича еще не успело промелькнуть ни единой мысли, а в дело уже вступил «Отто», младший лейтенант резерва спецназа ГРУ. Зрачки расширились, включая никталопию — и черт с ней, с мигренью, неизбежно наступающей после таких фокусов с организмом! Дальше все шло на уровне рефлексов.

Мужик был один. Со щеки его капала кровь, в левой руке он зажал ладони молоденькой девчонки, а правой стаскивал с нее трусики.

Через мгновенье Семен был рядом. «Наваждение, наваждение!», — предупреждал воспаленный мозг, но руки делали свое. Необходимое и достаточное. Мужчина был подхвачен за шиворот, вздернут, потом последовал сильный удар ботинком в копчик. Дикий крик — и вот уже насильник удирает, нелепо припрыгивая, держась рукой за задницу и тихо вопя на одной ноте. «Идиот!», — подумал о себе наш герой, готовясь к самому худшему. Напрягая все мускулы, — при этом отлично понимая, что против чертей его мышцы и навыки никак не оружие, — Семен быстро осмотрелся — шало, но внимательно. Никого… Только у ног девчонка, всхлипывая и затравленно поглядывая на силуэт неожиданного спасителя (а что она еще могла увидеть?), пытается привести в порядок одежду.

«А бакс?» — ехидно прозвучало в мозгу. Семен Орестович, не попадая в карман рукой, стал себя ошлепывать. Ох… Здесь…

Огромное, почти невероятное облегчение…

— Как ты там?

— Ничего, — тихий ответ тоненьким голосом.

— Далеко живешь? Проводить?

— Не надо… — девица явно боялась и его.

— Ну, тогда до свиданья, — пробормотал наш герой и пошел домой.

Дальнейший путь — всего-то метров двести — прошел без приключений. Кляня себя идиотом и другими не слишком цензурными словами, Семен — не без некоторой дрожи в организме — тут же завалился спать, даже не раздеваясь. Утром, выпив сразу три таблетки анальгина, он вынул доллар из кармана. Бакс как бакс, вон и дата чеканки: 1898 год. Антиквариат!

А вечером состоялась уже привычная встреча с домовым.

Стоматологическая поликлиника находилась в пятнадцати минутах ходьбы от Кладбищенской. Так что связываться с капризной старушкой «Волгой» Семен не стал, пошел пешком. Он заранее узнал, что у главного врача сегодня приемный день, и записался не к участковому зубодралу, а к Паше Эмке. Этот немец, давным-давно растерявший свои германские корни, был одноклассником Семена Орестовича, пока после семилетки не подался в медицинское училище — аж на Урал куда-то. Когда Сеня закончил школу, Паша приехал домой уже зубным техником, а потом, сколотив на золотых зубах какую-то сумму и счастливо избежав внимания ОБХСС, закончил Московский стоматологический. Не виделись они лет двадцать пять и никогда особо не дружили, но Семен надеялся на память о школе. Есть люди, которых жизнь, в общем, даже балует, есть им и что вспомнить (в зависимости от вкусов), а вот поди ж ты, именно школьные воспоминания больше всего греют им душу! Семен к таким не относился, школу он забыл напрочь, но подобных типов встречал неоднократно. А вдруг и Павел такой?