Филип Дик - Человек в высоком замке (пер. О.Колесников)

Она ничего не поняла, но Каролина ей объяснила:

– Готорн говорил, насколько я его понимаю, что когда он в конце концов встретится с Христом, то не сможет стоять. А приветствовать Господа сидя – невежливо.

«Это из церковного гимна», – вспомнила Юлиана.

– Значит, вы бросили Высокий Замок и переехали назад в город, – сказала она.

– Я бы хотел налить вам чего-нибудь.

– Пожалуйста, – сказала она. – Только чего-нибудь нынешнего, не древнего.

Она уже мельком увидела буфет с несколькими бутылками виски, все высшего качества, рюмками, льдом, миксером, настойками, ликерами и апельсиновым соком.

Она шагнула к нему, Абендсен не сопровождал.

– Немного «Харпера», побольше льда, – сказала она. – Мне он всегда нравился. Вы знакомы с Оракулом?

– Нет, – сказал Готорн, готовя выпивку.

Она удивленно уточнила:

– С «Книгой перемен»?

– Нет, – повторил он.

Он передал ей бокал.

– Не дразни ее, – сказала Каролина Абендсен.

– Я прочла вашу книгу, – сказала Юлиана. – В сущности, я дочитала ее сегодня вечером. Каким образом вы узнали обо всем этом другом мире, о котором вы написали?

Он ничего не сказал.

Он потер суставом пальца верхнюю губу, хмуро глядя куда-то за ее спиной.

– Вы пользовались Оракулом? – спросила она.

Готорн взглянул на Юлиану.

– Я не хочу, чтобы вы дурачились или отшучивались, – сказала Юлиана. – Скажите мне прямо, не пытаясь изображать что-нибудь остроумное.

Покусывая губу, Готорн уставился на пол. Обняв себя руками, он покачивался на каблуках взад-вперед.

Остальные, собравшиеся в комнате, притихли.

Юлиана заметила, что и манеры их изменились.

Теперь они уже не казались такими беззаботными, после того, как она сказала эти слова, но она не постаралась ни смягчить их, ни взять назад.

Она не притворялась.

Это было слишком важно.

Она проделала такой длинный путь и так много сделала, что теперь могла требовать от него правду и только правду.

Он уже не был вежливым, не был радушным хозяином.

Юлиана заметила краем глаза, что и у Каролины было выражение едва сдерживаемого раздражения.

Она плотно сжала губы и больше не улыбалась.

– В вашей книге, – сказала Юлиана, – вы показали, что существует выход. Разве вы не это имели в виду?

– Выход? – иронически повторил он.

– Вы очень много сделали для меня, – продолжала Юлиана. – Теперь я понимаю, что не нужно чего-либо бояться, жаждать тоже нечего, как и ненавидеть, и избегать, и преследовать.

Он взглянул ей в лицо, вертя в руках бокал, и, казалось, изучал ее.

– Мне кажется, что многое в этом мире стоит свеч.

– Я понимаю то, что происходит у вас в голове, – сказала Юлиана.

Для нее это было старое, привычное выражение лица мужчины, но здесь оно нисколько не смущало ее.

Она больше не видела себя такой, какой была прежде.

– В деле, заведенном на вас в гестапо, говорится, что вас привлекают женщины, подобные мне.

Абендсен не изменил выражения лица и сказал:

– Гестапо не существует с 1947 года.

– Тогда значит СД или чего-то в этом роде.

– Объясните, пожалуйста, – резко сказала Каролина.

– Обязательно, – ответила Юлиана. – Я до самого Денвера ехала с одним из них. Они со временем собираются показаться и здесь. Вам следует переехать в такое место, где они не смогут вас найти, а не держать дом открытым, как сейчас, позволяя всем, кому заблагорассудится, входить сюда – ну хотя бы так, как я. Следующий, кто сюда доберется – ведь не всегда найдется кто-то, вроде меня, чтобы остановить его – сможет…

– Вы сказали «следующий», – проговорил Абендсен после небольшой паузы. – А что же случилось с тем, кто ехал вместе с вами до Денвера? Почему он здесь не показался?

– Я перерезала ему горло, – ответила она.

– Это уже что-то, – сказал Готорн. Чтобы такое сказала девушка, которую я никогда в жизни раньше не видел…

– Вы мне не верите?

Он кивнул.

– Конечно, верю.

Он улыбнулся ей насмешливо, очень слабо, даже нежно.

По-видимому, ему и в голову не пришло ей не поверить.

– Спасибо, – сказал он.

– Пожалуйста, спрячьтесь от них, – сказала она.

– Что ж, – ответил он, – как вам известно, мы уже пробовали. Вы могли прочесть об этом на обложке книги – все об арсенале и проволоке под напряжением. Вы велели напечатать это, чтобы создалось впечатление, что мы до сих пор предпринимаем все меры предосторожности.

Голос его звучал устало и сухо.

– Ты мог бы хоть носить при себе оружие, – сказала жена. – Я уверена, что когда-нибудь кто-то, кого ты пригласишь и с кем ты будешь разговаривать, пристрелит тебя. Какой-нибудь фашистский профессионал отплатит тебе, а ты будешь все так же рассуждать на темы морали. Я это чувствую.