Владимир Краковский - ДЕНЬ ТВОРЕНИЯ

Черт возьми, книга уже подходит к концу, а еще столько надо успеть. Например, познакомить читателя с этим самым младшим братом мальчика Коли, который впоследствии привезет Верещагину из заграничной командировки паркеровскую ручку с ирридиевым пером, искусно имитированным под подгнивший, но еще довольно свежий листок клена.

И о самом Коле надо еще кое-что добавить, и о Тине, и о совсем забытой нами девочке Вере – она немало похлопочет, прежде чем сумеет раздобыть для Верещагина рояль модного цвета, что же касается Тины, то, бросив свой технический вуз, она станет, как и мать, врачом, будет регулярно следить за здоровьем Верещагина и примет у него первый инфаркт.

Итак, сначала о младшем брате мальчика Коли. Не знаю, успею ли об остальных. Надо бы!

Мне могут возразить: зачем описывать этих еще бездействующих в общественном смысле по причине малолетства людей, если они никакого влияния на сюжетные коллизии нашего повествования не оказывают, или, говоря попросту, в этой книге пришей кобыле хвост?

Это верно – к делу они отношения не имеют, и все-таки описать их автор считает нужным. Потому что все труды и хлопоты Верещагина, без представления о том, какое поколение идет ему на смену, покажутся бессмысленными – глупыми и пустыми.

Всегда следует думать о том, какой язык приделают завтра к колоколу, отлитому сегодня.

Итак, рос у мальчика Коли младший брат. Четыре года ему теперь было. Внимание на себя он обратил еще в трехлетнем возрасте, когда однажды вечером, сидя на полу, посреди комнаты, тихо сказал: «Если три больше, чем два, то, значит, триста больше, чем двести».

«Молодчага! – сказал тогда отец. – Голова у тебя варит».

«Не варит, – серьезно возразил сын. – У меня в голове происходят совсем другие процессы».

«Жена! – заорал ошарашенный отец, и жена прибежала из кухни вся в слезах, потому что резала там для приготовления ужина лук. – Ты послушай, что он говорит!» – «Что он говорит?»- спросила жена, вытирая слезы и распространяя луковый запах.

Но сын занимался уже другим делом – он силился разломать заводного цыпленка и на просьбы отца повторить умное слово «процессы» упорно отмалчивался, а в конце концов даже заплакал, не сумев разломать цыпленка, но в этом нет ничего удивительного, так как тот был сделан из толстой, в миллиметр почти толщиной, жести.

«Ненормальная семья», – сказала жена и ушла обратно на кухню. Запах же лука остался и наполнял комнату весь вечер.

Ему было три с половиной года, когда однажды – тоже вечером – он сообщил, что в наступающую ночь его ожидает очень важное событие. «Какое?»- поинтересовался отец. «Ко мне придет тетка», – объяснил сын и подробно описал, как эта тетка будет выглядеть. Она оказалась довольно-таки страшноватой – у нее должны были быть красные ногти и вокруг головы много тоненьких и неподвижных лучиков, что-то вроде нимба.

«Откуда ты знаешь, что она придет?» – спросил отец. «Она у меня там», – ответил сын. «Где – там?» – не понял отец, да и никто другой не понял бы. «Там!» -сказал сын и так сильно хлопнул себя ладонью по лбу, что обязательно заплакал бы, если б это сделал кто-нибудь другой.

«Откуда она у тебя в голове?» – спросил отец. «Я даже могу ее увидеть», – сказал сын. «Как?» – спросил отец. «А вот так», – ответил сын и закрыл глаза.

Лицо его стало похожим на маску древнего правителя Египта – горемычного мальчика по имени Тутанхамон, а когда он открыл глаза, в них был страх. «Я ее видел, – сообщил он. – Сегодня ночью она придет, я даже знаю ее имя, но не скажу тебе».

Отец долго упрашивал, сын наконец согласился, взяв, однако, с отца обещание не произносить этого имени вслух. «Я скажу тебе на ушко, а ты голосом не повторяй», – предупредил мальчик.

И вжался губами в ухо отца. «Ее зовут – Жилет», – шепнул он. «Вот так имя! – расхохотался отец. – Да знаешь ли ты, что такое жилет?» – «Ты же дал обещание!» – закричал сын, заплакал и впредь стал относиться к отцу хуже.

В день своего четырехлетия он сказал: «Мне сегодня исполнилось несколько лет». – «Не несколько, а четыре», – поправил отец. «Правильно, – согласился сын. – Но это и есть несколько. Самое лучшее несколько – это четыре».

И объяснил подробнее: «Один – это один, два – это два, три – это плохое несколько, а пять – уже много. Это самое плохое много, но все-таки много. А четыре – самое лучшее несколько».

Рассудив таким образом, он стал придумывать странные математические задачи и звал старшего брата, чтоб устроить ему экзамен.