Вячеслав Пальман: Красное и зеленое

Неожиданно солдаты стали теснить колонну справа, все сильней и сильней. Когда Маша еще раз подняла глаза, зеленый парк института остался в стороне и медленно заволакивался пылью. Она выпустила из потной ладони ключ, с немым вопросом посмотрела на Аркадия. Что же будет с ними?

Ильин отвел глаза. Ответить ему было нечего.

Между городком и институтом в степи стоял на солнцепеке старый кирпичный завод. Полуразвалившиеся навесы, дырявая крыша над механическим цехом, одинокая труба, горы битого кирпича, заросшие глиняные карьеры.

Это место стало первым лагерем для захваченных немцами людей.

Их заставили сойти в карьер с крутыми глиняными склонами. Над краями огромной ямы возникли фигуры часовых. До самой ночи спускались в карьер все новые и новые партии пленных и беженцев.

Ночь не принесла успокоения, хотя стало прохладнее. Тысячи людей, кто как мог, стали устраиваться на ночлег. Где-то плакали дети, стонали раненые, кто-то просил воды. Изредка ночь прорезала автоматная очередь или сухой винтовочный выстрел. Все понимали: еще кому-то не удалось бежать.

Аркадий присел возле Маши. Он подогнул колени к самому подбородку, охватил ноги руками и широко открытыми глазами смотрел в спину красноармейца, сидящего перед ним. Он думал сразу обо всем. Мысли вертелись вокруг препарата, который ему почти удалось создать, о дальнейшей судьбе открытия, о себе, наконец — о Маше. Та самая Маша, с которой он познакомился год назад, когда она только что пришла к ним в институт, сидит сейчас рядом с ним, молчаливая и замкнутая. Маша была лаборанткой Максатова, она делала подопытным свинкам инъекции, следила за ходом опытов. К концу года их знакомства Аркадий уже не мыслил себе ни лаборатории, ни собственной жизни без Маши, без ее чуть-чуть картавящей скороговорки, без веселого смеха и очень мягких, почти белых волос.

Он сидел на жесткой глине и думал о девушке, а в его юношеские думы все время вплетались мысли о войне, о его собственной роли в ней и о том совершенно неожиданном, что случилось за последние двенадцать часов.

Погиб Николай Александрович Максатов. Какой это был человек! И что он мог сделать в будущем! Его биологическую лабораторию ценили не меньше, чем военные лаборатории. Когда война к осени сорок первого года заставила свернуть многие научные работы, даже тогда их институт продолжал работать. Максатов, лично руководивший работами Ильина, твердо обещал представителю Государственного комитета обороны, что не позже чем через год институт закончит разработку удивительно важной проблемы. Все, что было пока еще тайной для остальных людей, не являлось тайной для руководителя института. Он сам шефствовал над лабораторией Ильина. Именно он предложил Ильину несколько очень важных технологических приемов, когда тот начал работать над своим «веществом Ариль», как неофициально был назван новый препарат. Ильин понимал, каким может стать его открытие. Закрыв глаза, он и сейчас мог представить в уме все детали своих опытов. Молодой ученый первым из всех людей держал в руках свинку необыкновенных биологических качеств, и Маша Бегичева ничего не понимающими, даже испуганными глазами смотрела на него и на подопытное животное, которому влили «вещество Ариль». Они стояли тогда на пороге открытия.

Аркадий Ильин вполне отдавал себе отчет в том, что он делает, когда дрожащими пальцами подносил спичку к кипам бумаг, нагруженным на телегу. И когда драгоценные бумаги вспыхнули, и когда стал тихо постреливать ящик, где лопались от огня первые пробирки с необыкновенным препаратом, Ильин до крови закусил губы и так посмотрел на Терещенко, что у того сразу отпала всякая охота спасти из вороха бумаг хотя бы одну страницу. Нет, врагу такие материалы отдавать нельзя!

Все сгорело. Максатова нет. Конец опытам. На всем его открытии лежит крест. Остался только один человек, который знает детали чудесного открытия и может по памяти восстановить многое из того, что делал в течение полутора лет напряженных опытов, это он — Аркадий Павлович Ильин, человек, сидящий теперь в глиняном карьере.

К его плечу прислонилось плечо Маши. Спит она или просто молчит? Ильин нагнулся, участливо заглянул в лицо. Глаза девушки были открыты и сухи.

— Ты как себя чувствуешь? — шепотом спросил он.

— Очень хочу пить. Как долго может продолжаться этот кошмар?

— Успокойся. Будем терпеливо ждать. Думаю, утром нас отпустят. Зачем мы им? А если не отпустят, убежим. Только бы не разлучили.