Борис Лапин - Рукопожатие

Во время восьмого сеанса, когда раздалась команда «включение», все, как обычно, сидели на пункте управления, уже привыкшие к тщетному ожиданию чего-нибудь «новенького». Настроение было кислое, особенно у Вадима Петровича. И вдруг а динамике, молчавшем в течение семи сеансов, раздался голос Кочина, искаженный волнением,

— Вижу… Я вижу его!

Все вскочили, все бросились к динамику, хотя и без того было отлично слышно.

— Он ни на кого не похож. Глаза умные… умные… Может быть, на осьминога… Да, это под водой. Город под водой? Он видит меня… видит меня. Он хочет поздороваться со мной… Что это? Дышать нечем…

Динамик подозрительно щелкнул и смолк. Все недоумевающе переглянулись. Шокальский хлопнул в ладоши:

— Ничего, черт возьми, начало есть!

Кто-то спросил:

— Почему же он замолчал?

Кто-то довольно засмеялся.

Все это заняло минуту, не больше. Потом все увидели, что Вадим Петрович лежит на полу, неуклюже подвернув седую голову.

— Врача! — крикнул Локтев.

Врач от пульта метнулась было к нему, но Локтев грозно замахал на нее: следите, дескать, за Кочиным.

Когда первое смятение улеглось, дежурный инженер сказал:

— Все датчики на нуле.

— Что?!! — заорал Шокальский.

— У меня тоже, — пожала плечами врач. — До этого подскочил пульс, участилось дыхание. Он же сказал: дышать нечем.

— Похоже на то, будто в кабине перегрев, — заметил Локтев. — Но это нелепость — откуда!?

— Включите аварийку! — приказал Шокальский.

Ни по основной линии связи, ни по аварийной «Радуга-3» не отвечала.

Вадим Петрович пришел в себя после уколов, спросил:

— Ну, как… Володя?

Ему не ответили. Он попытался что-то сказать, но снова потерял сознание. Врач сказал — инфаркт.

Из протокола заседания специальной комиссии АН СССР.

26 января 197… г.

Председатель. Спокойно, спокойно, товарищи, не все сразу. Итак, что нам удалось установить? Во время сеанса произошел взрыв спутника «Радуга-3». Найденные австралийцами осколки обшивки не оставляют сомнения. Но каковы причины взрыва? И случайно ли, что авария произошла в тот самый момент, когда началась связь? Пожалуйста, прошу высказываться. Нет желающих? Давайте думать, товарищи! Сегодня мы должны докладывать в правительстве.

Шокальский. Он постоянно твердил, помните, что не чувствует пространства. Я все пытаюсь уцепиться за это. Тот… осьминог… хотел с ним поздороваться. Может быть, они протянули друг другу руки?.. Это было бы логично. Теперь — осколки. Странный характер оплавленности, тут уже говорили. Ну, поверхностный слой — это ясно, часть осколков при взрыве получили направленность к Земле, на большой скорости вошли в атмосферу, это понятно. Но под этим слоем… Вам не кажется, что анализ бессмыслен? Создается впечатление, будто этот второй слой, а по времени, очевидно, первый, оплавился не в кислородной атмосфере Земли, а в аммиачной…

Реплика с места. Похоже, но ведь это нелепица!

Шокальский. Думаю, они пожали друг другу руки. И это дорого обошлось Кочину.

Председатель. Что вы хотите этим сказать?

Шокальский. Я хочу сказать, что они пожали яруг другу руки. То есть не в переносном смысле, а в самом прямом. Я понимаю всю нелепость такого допущения, но что поделаешь: взрыв спутника в аммиачной атмосфере чужой планеты — еще большая нелепость. Ему всегда казалось, что во время сеансов пространство исчезает…

Реплика. Идея «нуль-пространства»!? Да это же абсурд!

Реплика. В свое время теорию относительности тоже называли абсурдом.

Реплика. А генетику!? А кибернетику!?

Шокальский. Я выразился недостаточно ясно, я понимаю. Но сама идея такова… слишком уж безумна. Однако я не вижу другого…

Председатель. Товарищи, здесь женщина с мальчиком. Говорит, очень важные сведения, просит немедленно принять. Да вот и она. Пожалуйста, входите!

Локтев. Екатерина Петровна!

Шокальский. Катя! Костик!

Кочина. Товарищи, вот мальчик уверяет, будто видел отца… Не знаю, верить, не верить…

Председатель. Садитесь, пожалуйста, товарищ Кочина.

Кочина. Спасибо. Пусть он скажет. Я уж измучилась с ним. Он и так-то нервный, а тут еще уверил себя, что видел…

Костя. Я не уверил. Я на самом деле.

Председатель. Сколько тебе лет, Костя?

Костя. Скоро уже одиннадцать.

Председатель. Расскажи, пожалуйста, что же ты видел.