Вячеслав Пальман - Кратер Эршота. Фантастический роман

— Спит в кузове. Отсыпается…

— А ещё кто в партии?

— Агроном, двое парней — мой племянник и студент-практикант. Ну и спутница моя, Кава…

— Агроном-то зачем? Не пшеницу сеять идём.

— Будем смотреть земли. Трест совхозы намерен строить на новых местах.

— А-а… Дело нужное… Когда тронемся, Василий Михайлович?

— Сам решай. Одного дня, я думаю, на сборы хватит? Я познакомлю тебя с маршрутом, и, пожалуй, на заре послезавтра отправимся.

— Никогда не ходил я в ту сторону, Василий Михайлович, — все как-то стороной обходил. Слава дурная у старожилов идёт об этих горах, — раздумчиво сказал незнакомый голос.

— А именно?

— Знаешь, как у них называется то плоскогорье, что правее долины Кура-лех? Салахан-Чинтай. Это значит — «Жилище злых духов».

— Интересно… Нам как раз по пути. Зайдём и в жилище злых духов, проведаем, чем они недовольны, почему злы… А вообще-то я уже знаю об этих слухах.

Говорившие отошли в сторону, и Петя уже не слышал, о чём шла дальнейшая беседа. Он выглянул наружу. Было светло. Машина стояла на большой песчаной отмели у реки. Дороги не было видно ни позади, ни впереди. Значит, ехали прямо по берегу речки, по гравию и песку.

К берегу подступал лес. Из леса будто выбежала к реке избушка с одним оконцем, по виду нежилая, без ставен и без стёкол — зимовье. Возле неё ходили, пофыркивая, лошади, тут же лежала кудлатая чёрная собака с маленькими стоячими ушками и смешным коротеньким носом — типичная лайка, северянка.

Петя отдёрнул полог и спрыгнул на землю. За ним выскочила Кава и тут же принялась отряхиваться и вылизывать взлохмаченную шерсть. А через секунду около неё уже стояла и осторожно, подозрительно принюхивалась чёрная собака. Потом обе повиляли хвостами и вдруг сразу сорвались и, резвясь, побежали вдоль берега. Знакомство состоялось.

Усков подходил к машине. Рядом с ним шагал крупного телосложения старик с небольшой, порядком поседевшей бородой. Его розовое, свежее лицо и молодые глаза как-то не вязались с седой бородой и внушительной осанкой. Одет он был в видавшую виды кожаную куртку, подпоясан охотничьим ремнём, на котором висели патронташ и сумка то ли с порохом, то ли с табаком и спичками. Простые брюки заправлены в ладные ичиги, туго перетянутые ремешками у щиколотки и под коленками.

«Настоящий таёжный охотник», — определил Петя, прочитавший немало иллюстрированных книжек о тайге и её жителях.

— Вот и наш проводник Николай Никанорович. Знакомься, Петя… Это мой племянник, самый юный наш разведчик.

Петя протянул руку и улыбнулся. Старик подтянул подростка за плечи к себе и поцеловал по-отечески ласково, в лоб.

Николай Никанорович Любимов родился здесь же, на Севере, в семье ссыльного из Нижнего Новгорода, и с детских лет привык к сумраку тайги, к холоду горных, рек, к комарам и ружью, к волчьему вою и шуму обвалов. Восьми лет он уже был на весенней тяге гусей, в двенадцать ходил с охотниками на рысь и медведя, а в семнадцать начал водить по тайге людей, уходивших от бдительного ока царской полиции. Когда после революции по таёжным куткам рассыпались остатки разбитых колчаковских и семеновских банд, Любимов, с куском красной ленты на ушанке, гонялся за ними вместе с сотнями таких же, как он, партизан. А уже в последние годы, когда в Хамадане создали трест, Любимов был назначен штатным проводником и стал первым другом разведчиков-геологов.

Вскоре все поднялись, и Усков объявил:

— Через сутки двинемся дальше!

В лесном уголке у безымянной речки, вероятно, впервые раздавалось столько шумов человеческой жизни. Разгружали машину, готовили вьючные узлы, подбирали и сортировали грузы, стараясь переложить их поудобнее и поладней в брезентовые мешки для конных укладок.

Солнце поднялось, стало припекать.

— Пора и поесть. Как, друзья? Петя, ну-ка, организуй костёр да походный котелок, — сказал Усков.

Петя бросился в лес. Он живо срубил две первые попавшиеся жерди, очистил их от коры, вбил в песок, положил на них поперечину и побежал за дровами. Выбирать было некогда, хотелось выполнить поручение как можно быстрее. Он свалил тонкую лиственницу, подтащил к своему сооружению, живо изрубил в щепки и сложил в кучу. Свежие дрова приятно пахли смолой. На руках у дровосека налипла живица, и они сразу стали такими грязными, что нечего было и думать отмыть их в воде. Но, кажется, дело сделано! Петя чиркнул спичкой. Кора задымила, затлела и… погасла. Петя поджёг ещё раз, потом ещё. Коробок уже почти пустой, а успех все тот же. Мальчик покраснел и украдкой поглядывал на старших. Все были заняты каждый своим делом, никто не обращал на него внимания. Тогда он подошёл к грузовику и тихонько попросил шофёра: