Николай Эдельман: Когда рухнет плотина

- Не то слово, - прошипел я сквозь зубы.

Она подошла ко мне, наклонилась, поцеловала в лоб. Я приподнялся, обхватил её руками, и она, взвизгнув, повалилась на меня. Я чувствовал ладонями под тонким шелком белья её тело, кожу, обтягивающую ребра не очень-то упитанной фигуры, а Анжела вяло барахталась, елозила по мне и бормотала с неискренним возмущением:

- Витька, перестань! Пусти меня! Кто тебе кофе делать будет?

- Черт с ним, с кофе! - я вертел головой, попадая губами в её волосы, а боль в черепе выдавливала из меня временами не то стон, не то вой.

- Хватит индульгировать! - заявила Анжела, спихивая мою руку со своего бедра. - Где твоя мужская выдержка?

- Иди ты со своим Кастанедой!

- Ну все, все! Вставай! Без пяти одиннадцать! Забыл уже про свой митинг?

На шкафу справа от меня стояли часы. Черт, она права! Сколь ни способствовала близость женского тела борьбе с похмельем, я отпустил Анжелу и, отчанно морщась от простреливающей мозг боли, вскочил и начал торопливо залезать в штаны, неуклюже прыгая на одной ноге, а другой застревая в штанине, вместо того, чтобы спокойно надеть их, сидя на кровати.

В памяти, словно под воздействием встряски, начали всплывать кое-какие подробности вчерашней пьянки. Собрались мы у Звоновых, был мой коллега Сашка Эстес из местного "Светлоярского рабочего", мы с ним и с Женькой Звоновым хлестали "финляндию", ходили за добавкой, я осторожничал, делал "отвертку", разбавляя водку апельсиновым соком, но это оказалось роковым решением - в коктейле доза не поддавалась строгому контролю, и в итоге Анжела буквально на себе тащила меня в машину, а потом везла в Академгородок. И закономерный результат - через пять минут открытие Кардиологического центра, а я тут со свирепой болью в голове никак не могу заползти в рукава рубашки.

Так и не справившись с рубашкой, я поспешил к компьютеру, включил и вошел в сеть. Первым делом, как обычно, полез в почту.

- Однако... Только её тут не хватало!

Анжела, как раз в этот момент вошедшая в комнату с чашкой в руках, спросила:

- Что такое, милый?

Поставив чашку на стол рядом с клавиатурой, она перегнулась через мое плечо к экрану, на котором красовалось послание от Ирки:

"Витька! Вылетаю 73 рейсом, сегодня. Встречай около 7 вечера. Твоя И."

- Это жена, - объяснил я, отхлебывая из чашки. - Что ей, спрашивается, тут понадобилось? Хочет на шоу полюбоваться?

- Ты что, в ссоре с ней? - спросила Анжела, ложась грудью мне на плечо. Ее волосы щекотали мою правую руку. В её голосе слышалось разочарование - предчувствие окончания нашего коротенького романа.

- Да нет... Просто время от времени не мешает отдохнуть друг от друга. И у нас так заведено, что в командировки я её с собой не беру... Спасибо за кофе, милая. Как раз то, что надо.

Голова болела все так же, но хоть эта ужасная сухость во рту немного отступила.

- Может, водочки? Или пива? - заботливо осведомилась Анжела.

- Ни, ни, - замотал я головой. - Только не это! У меня похмелье не такое, как у всех. Никакого алкоголя! Только горячий черный кофе.

- Что будешь на завтрак?

- Ничего. Некогда... и не в состоянии. Но ты съешь что-нибудь, пока я тут разбираюсь.

Она снова исчезла на кухне, а я стал просматривать новости. Столичный кризис... Комментарий... Прогноз... Босния... Азиатский кризис... Больная голова и спешка не способствовали сосредоточенности, и я быстро пропустил все это, чтобы поскорее добраться до региональных событий. О Светлоярске не было почти ничего - уже третий день подряд.

На кухне Анжела пила кофе с бутербродами. О край блюдца с пеплом опиралась дымящаяся сигарета. Моя чашка уже кончилась. Я высыпал в кружку две ложки "нескафе", залил кипятком, потом поколебался и сделал себе бутерброд с сыром. Откусил, проглотил, прислушался к ощущениям - вроде обратно не просится. За окном на фоне депрессивно-серых туч хаотично мелькали и кувыркались черные точки, похожие на поднимающиеся над костром хлопья пепла. Снегопад в конце апреля - это ещё гнуснее, чем тяжелое похмелье. Только снег успел стаять, как все заново...

Анжела поставила на стол чашку, которую держала обеими руками у рта, и усмехнулась.

- Ты чего?

- Впервые вижу тебя в таком состоянии.

- Снегопад всегда навевает на меня меланхолию, - сурово изрек я.

- Как же ты будешь исполнять свои корреспондентские обязанности? спросила она, делая затяжку и откидываясь на спинку стула. - Позволил себе расслабиться в пятницу вечером, да?

- Не шути со святым, - заявил я ещё более сурово.