Елизавета Михайличенко: Большие безобразия маленького папы

— Марик, детка, — тихо сказала Мама. — Ты только не волнуйся. С завтрашнего дня все будет так, как ты хочешь. Мы ведь не ждали тебя сегодня. Дети, — Мама тревожно посмотрела на часы. — Я вас очень прошу, быстренько ешьте и по кроватям.

— Меня-то здесь явно не ждали, а вот кого-то определенно ждут! — Папа уставился в потолок. — Кстати, — обратился он к Сыну, — ты не в курсе кого?

— Да ладно, — сполз с табуретки Сын. — Пошли спать.

— Марик, — голос у Мамы дрогнул. — Ты хоть понимаешь, что говоришь ужасные вещи?

— Разве я не прав?

— Ко мне действительно должны прийти гости, — опустив глаза, сказала Мама. — Но кем же ты вырастешь, если уже сейчас все видишь в таком свете…

Мама как-то сникла, устало провела ладонью по лбу.

Папа с грохотом отодвинул табуретку и ушел в детскую. Раздеваться Папа не стал. Он ходил в темноте из угла в угол и, не боясь разбудить уснувшего Сына, пинал все, на что натыкался. В дверь позвонили.

— Здравствуй, Наденька, — раздался слащавый голос Брыкина. — Ты прекрасно выглядишь. Отсутствие мужа идет тебе на пользу.

— Убью! — тихо прошептал Папа и уселся на пол возле двери. Слезы текли по его щекам, а память услужливо выстраивала перед ним все брыкинские рассказы о его похождениях — от четырнадцати лет до последней командировки. «В коридоре поцелует ручку».

— Допусти к ручке, Наденька! — дурачась, но со значением сказал Брыкин.

— Брыкин, это не дружеский поцелуй. Так чего это ты в гости напросился?

Папа вытер слезы и облегченно вздохнул. Брыкин был еще в самом начале своего привычного сценария. «Прошли в комнату. Так, а при мне Брыкина принимали на кухне. Наверняка шампанское притащил. Полусладкое». В комнате выстрелила пробка, раздался негромкий вскрик, потом смех. «Теперь тост про три розы».

Интимное бормотание Брыкина постепенно набирало силу:

— …Так выпьем же за женщин, которые разумно используют свои лепестки!

— Какое вкусное шампанское, — сказала Мама.

— Полусладкое, — подсказал Брыкин.

«Сейчас Финдлея споет. Истасканный репертуар».

— А не спеть ли нам? — промурлыкал Брыкин. — Разучил специально для сегодняшнего вечера.

— Так ведь дети спят.

— А спят? Это хорошо. Ничего, я тихо:

Они рассмеялись.

— А ты все так же нагл и неотразим, — сказала Мама.

«Восхищается». Папа проглотил стоявший в горле ком и решительно открыл дверь.

— Хочу писять! — требовательно произнес он и увидел торт. Это был наполеон. «Часов шесть старалась. Ну-ну». — И торт тоже хочу! Это ты в честь моего приезда испекла? Мама говорила, что в честь моего приезда испекут торт. Положи-ка мне вон тот кусок. Нет, не этот, самый большой… Очень вкусный торт. Мама была права. Когда ты говорила, что нет ничего кроме яичницы, ты о торте просто забыла, не так ли? Что ж, это бывает. В жизни вообще всякое бывает. А это кто? Сосед или кузен? Он мне меньше нравится. А торт просто прелесть. Представь мне, пожалуйста, этого дядю… Что-что? Нет, это слишком длинно. Я буду звать вас просто дядя Брыкин, хорошо? Вы, я полагаю, тоже медик. Завидное постоянство. Женщины в нашем роду завидно постоянны. Вы, я слышал, пели. Не откажите в любезности спойте «В лесу родилась елочка…» Значит, так, вы поете, она подпевает, я танцую. Уверяю вас, втроем мы сможем чудесно провести время. Положите-ка мне еще тортика. Не объемся. А вообще, если уж установились такие доверительные отношения, то я тебя не понимаю. Тот, что был днем — такой интересный мужчина…

Мама закрыла лицо руками.

— Занятный ребенок, — растерялся Брыкин. — Но и занятным детишкам уже давно пора спать.

— Право же, пусть вас это не беспокоит. По амурскому времени уже утро. А я как раз собрался обсудить с вами варианты проявления синдрома Кандинского-Клерамбо.

Брыкин поперхнулся.

— А в какой области медицины вы подвизаетесь? — продолжил Папа. — Косметолог? Скользкая профессия. Дурите нашего брата.

Внезапно Папа ощутил страшную усталость. Эти взрослые стали ему совершенно безразличны. Папу мутило — то ли от сладкого торта, то ли от нервного перенапряжения.

— А ну вас всех к черту! — Папа отшвырнул недоеденный кусок. — Делайте, что хотите.

Папа, не раздеваясь, лег в кровать. Свет от фонаря бил в глаза. В глубине двора, в беседке, расположилась компания подростков.

— Боб, ты козел! — послышалось оттуда.