Елизавета Михайличенко - Большие безобразия маленького папы

— Значит так, апачи, — распорядился Папа. — Я беру томагавк и вместе с разведчиком тайными тропами пробираюсь в Занзибаровку. Вы отвязываете пленника и до нашего возвращения притворяетесь, что он снова ваш Староста.

В рядах апачей поднялся ропот:

— Просто так отвязывать неинтересно!

— Ага, его отвяжешь, а он наябедничает.

— Давайте пока потренируемся необкуренным томагавком…

— Правильно! — обрадовался Толян и начал вырывать у Папы томагавк. — Сейчас я ему в глаз зафинделю!

Папа отчаянно боролся, но было очевидно, что силы неравные.

— Придумал!!! — заорал Папа. Вопль удался — он был и торжествующий и многообещающий. Толян разжал пальцы. — Томагавк один, а нас много, — объявил Папа. — Будем тренироваться зелеными абрикосами!

Несколько апачей мгновенно взмыли на абрикосовое дерево.

Отряд апачей вразвалочку подошел к позорному столбу-кабинету. Папа был встревожен и суетлив.

— Значит так, — запищал он, — по правилам испытаний бросать надо не менее, чем с двадцати больших шагов и по очереди!

Толян отмерил двадцать шагов, и тренировка началась. С такого расстояния попасть в Старосту мало кому удавалось. Папа перевел дух. Теперь надо было дождаться, пока им надоест швырять абрикосы, отвязать Старосту и смыться отсюда.

Тем временем еще одна женщина в белом халате вышла на маршрут «служебный вход — дырка в заборе». Несколько секунд она ошалело смотрела на происходящее, потом опустила на землю тяжелую сумку и ринулась в гущу событий:

— Вы это что ж, хулиганы! Это кто ж вас этому научил?! Щас я вам все уши оборву! Шпана сопливая!..

Хотя внезапное появление поварихи вполне отвечало Папиным планам, он испытал легкую досаду — вечно эти взрослые во все вмешиваются, шумят, хамят… Сделали из детей узаконенный объект для хамства!

— А ну кыш отсюда! — женщина побагровела от праведного гнева. Бедное дитё! — Повариха вытащила кляп. — Это кто ж тебя…

— Это все он!!! — заорал Староста. — Вон тот! Лысый! Нет, не развязывайте меня! Зовите начальника лагеря! Зовите его! Пусть увидит!

Повариха накинулась на Папу:

— Ах ты сопля уголовная!

Папа вдруг остро почувствовал незащищенность своих оттопыренных ушей.

— Но-но! — сказал он.

Повариха надвигалась. Папа попятился:

— Сама ты уголовница! — пискнул он.

— Зовите начальника лагеря! — надрывался Староста.

— Зови, зови начальника лагеря! — угрожающе процедил Папа и сорвался на писк: — Воровка! Уголовница! Детей обворовываешь! — он бросился к сумке, выхватил из нее большой кусок мяса и торжествующе поднял его над головой. — Ага-а! Вот почему мы обедом не наелись! Ну что, апачи, позовем начальника или сами ее будем судить?

— Не начальника надо звать, — сказал Сын, — а милиционера! Тогда ее посадят в тюрьму, а нам дадут медали за поимку вора.

— Правильно! — крикнул кто-то. — Tогда про нас и в газете напишут!

— И по телику покажут! Ура!

— Детки, милые, вы что?! — побледневшая повариха попятилась назад. — Какая ж я воровка? Я же это… Разве ж я для себя… У меня ж трое детей…

— А мы что, не дети? — горько спросил Папа.

— Деточки, вы ж тимуровцы, — лепетала Повариха. — Здесь же совсем мало… Да я не себе! — вдруг воспряла она. — Я ж собачке несу. Там собачка заболела. Ничего кроме мяса не ест, а в магазине нет. Вот я ее и пожалела. Я знаю, вы же добрые детки. Но если вам собачку не жалко, я что, я назад отнесу.

— Что вы, тетя! — сказала Иванова-Задунайская и покраснела. — Если для собачки, то конечно, несите. Мне моей порции не жалко.

— И мне не жалко!

— И мне!

— Несите собачке! Мы никому не скажем!

— Девочки! Давайте за ужином мясо соберем и отдадим тете для собачки! И мальчики тоже, если хотят.

— Да кого вы слушаете! — заорал Папа. — Она же все врет!

— Очень-очень больная собачка! — Повариха выхватила у Папы мясо и поспешно подняла сумку. — Ей машина переехала сразу две лапки. — Повариха метнулась к дырке в заборе.

— А тебе жалко для собаки, да? Жмот, — наступал на Папу Толян.

— Ничего мне не жалко! — возмутился Папа. — Просто апачи не уступают без боя мясо бледнолицым собакам.

— Зовите начальника! — не унимался Староста.

— Короче, — строго сказал Папа, — отвязывайте его, а мы с разведчиком пошли обкуривать томагавк.

Вождь издал боевой клич, и они бросились по Тропе Войны к дырке в заборе.

За дыркой Папа оборвал ор и зорко осмотрелся. Через секунду томагавк полетел в лопухи. Служивший топорищем томагавка камень свалился с души. Но ненадолго. Сын, как охотничья собака, ринулся в заросли и, подняв над головой томагавк, по-идиотски заорал.