Кристофер Сташефф - Чародей поневоле (пер. В.М.Федоров)

Он поцеловал ее в нос и услышал, как Том давится за его спиной от смеха. Мышка завертелась в экстазе.

— Нет, — сказал Род, проводя пальцем по ее спине и ущипнув за хвост. — Ты должна сделать мне вместо этого другую из той кляксы ведьминого мха. Как по-твоему, ты сможешь справиться с этим, миленькая?

Мышка кивнула, повернулась и пристально посмотрела на ведьмин мох.

Клякса медленно сжалась, выпустила побег хвоста, вырастила на верхнем конце усики, изменила цвет на коричневый — и со стены сползла мышь.

Том сглотнул и перекрестился.

Род нахмурился.

— А я думал, что ты атеист.

— Не в такие минуты, мастер.

Мышь из ведьминого мха шмыгнула за угол.

Большой Том достал кинжал, держа его за лезвие, и поднял тяжелую рукоять, словно дубину.

Храп за углом с кряканьем прекратился.

— Ааа! Кусать меня, гадина ползучая!

Табурет часового со стуком упал.

Он дважды топнул, промахнувшись, затем ожидавшие услышали топот бегущего человека.

Том напрягся.

Мышка выскочила из-за угла.

Часовой появился следом за ней, ругаясь, ноги его поскользнулись на повороте. Он поднял голову, увидел Тома и имел как раз достаточно времени, чтобы ужаснуться, прежде чем рукоять кинжала Тома угодила ему с громким стуком в основание черепа.

Род испустил вздох облегчения.

— Наконец-то.

Часовой изящно свалился в поджидавшие его объятия Туана. Юный аристократ, усмехаясь, посмотрел на Рода.

— Кто сражается бок о бок с чародеем, побеждает, — сказал он.

— И все же это был весьма жалкий трюк, — упрямо заявил Род.

Том содрогнулся и вытащил из сумки длинную черную нить.

— Нет, она не удержит его, — запротестовал Туан.

Единственным ответом Тома была ухмылка.

— Леска? — поднял бровь Род.

— Еще лучше, — ответил Том, опускаясь на колени и начиная пеленать часового. — Плетеный синтетический паучий шелк.

— И всем этим мы обязаны тебе, — сказал Род, гладя мышку у себя на руке.

Та завертела носом, а затем нырнула между пуговиц его камзола.

Род придушил смешок, накрыв бугорок у себя на камзоле.

— Эй, поосторожнее, щекотно же!

Часовой между тем с кляпом во рту был аккуратно спеленут в ком Томом, и удерживался он на месте несколькими витками нитки.

— Где мы его спрячем? — прошептал Туан.

— Под рукой нет ни одного удобного места, — проворчал Том, высунув язык, пока завязывал гордиев узел.

— Эй! — Род похлопал бугорок, двинувшийся к низу от пряжки его пояса. — Прекрати это!

— Вон, на той стене есть подставка для факела, — показал Туан.

— В самый раз, — проворчал Том, подняв беспомощного часового и закрепив одну из петель нити на подставке.

Род покачал головой.

— А что если кто-нибудь пройдет этой дорогой? Мы не можем оставить его тут подвешенным.

Он сунул руку в камзол и оторвал мышку от исследовательского путешествия по его грудной клетке.

— Слушай, детка, ты знаешь, что такое искривление пространства?

Мышка выкатила глаза и дернула усиками, а затем твердо покачала головой.

— А как насчет, э… кармана времени?

Мышка энергично кивнула, затем мышиная мордочка сосредоточенно сморщилась и… часовой исчез.

Туан выпучил глаза, челюсть у него отвисла.

Большой Том поджал губы, затем живо промолвил:

— А… да! Ну, давайте тогда действовать дальше.

Род усмехнулся, поставил мышку на пол, развернул ее и легонько хлопнул по спине.

— Сгинь, пропади, заколдованный зверь, но оставайся поблизости, ты можешь понадобиться.

Мышка скрылась с прощальным писком через плечо.

— Не сомневаюсь, что Пересмешник будет спать там, где была комната Туана, — прошептал Том. — А его приспешники, будем надеяться, находятся неподалеку.

— А не может ли один из них оказаться бодрствующим? — прошептал Туан. — Или, может быть, поставлен начальником караула?

Том медленно повернулся, глядя на Туана со странным выражением лица. Он поднял бровь, взглянув на Рода:

— Хороший человек, — сказал он, — и хорошая догадка, — затем: — Следуйте за мной, — и, повернувшись, пошел прочь.

Им пришлось обойти только одного часового между собой и пивным залом.

Само помещение, как всегда, пещероподобное и грязное, было освещено только огнем очага и несколькими чадящими факелами. Этого, однако, хватало, чтобы разглядеть большую каменную лестницу, прорезавшую себе путь по противоположной стене с грацией, которой противоречили ее истертые ступени и сломанные перила.

Выше лестницы в зал выступала галерея. Дверные проемы вдоль нее вели в личные комнаты.