Леон Юрис - Хаджи

Кааба раньше была языческой святыней, но Мохаммед все это изменил, получив по-слание от Аллаха, и рассердился на евреев. Сначала все мусульмане поворачивались ли-цом к Иерусалиму во время молитвы. Сделав Каабу центром ислама, Мохаммед приказал всем молиться лицом к Мекке, потому что евреи не приняли его.

Последнее, что я хочу сказать об исламе, относится к джиннам и очень важно для нас. Это злые духи, способные принимать обличье животного или человека и обладающие сверхъестественной силой. Коран говорит, что "Мы создали человека из гончарной глины, из размолотой земли; до этого Мы создали джиннов из сжигающего огня". Сунна учит нас опасаться джиннов, потому что этот дух, попав в человека, может причинить ему все бо-лезни. Если человек этим страдает, то ничто, кроме воли Аллаха, не сможет ему помочь.

Все мусульмане понимают, что никак не могут влиять на собственные жизни и судь-бы. Болезнь, смерть, засуха, чума, землетрясения, все несчастья должны фаталистски при-ниматься как воля Аллаха. Только будучи правоверным, принимая слова Мохаммеда, принимая волю Аллаха, можем мы попасть в рай. Так что жизнь на этой земле - не для наслаждения, а только для того, просто она заставляет доказать, что мы достойны воссоединения с Мохаммедом на небесах.

Я благочестивый мусульманин, но иногда мне трудно кое-что понять. Если Аллах милостив и сочувствует нам, то почему он столь привержен ужасным наказаниям, и поче-му мусульман нужно бросать в священную войну, чтобы уничтожить другие народы, ко-торые остаются неверными? Почему ислам не может поделить мир с другими народами?

Агарь часто жаловалась, что страшится того дня, когда ее сыновья женятся и приве-дут жен в наш дом: ей не хотелось с кем-нибудь делить кухню. Все изменил хаджи Ибра-гим, взяв второй женой Рамизу.

Сначала мы были к ней холодны, особенно когда отец выгнал маму к лоткам на рынке. Единственный в доме, кто казался по-настоящему счастливым, был хаджи Ибра-гим, но он не замечал наших переживаний. Мамино унижение угнетало ее и заставило нас относиться к отцу настороженно.

Отношение к Рамизе медленно менялось. Рядом с мамой она была так красива, что нам было даже легче не любить ее. Сначала мы считали ее высокомерной, потому что она была такой спокойной. Мало-помалу мы поняли, что она робкая и не слишком находчи-вая. Время от времени хаджи Ибрагим выражал вслух сомнение, не одурачил ли его ста-рый шейх Валид Аззиз, продав ему Рамизу. Похоже, Рамиза никогда не сидела рядом со своим отцом и не разговаривала с ним. Так что у старого шейха не было никакого способа узнать, умна Рамиза или глупа. У него было столько дочерей, что едва ли он знал их всех по именам, и единственными критериями суждения были их внешний вид, покорность, сохранение девственности и цена им как невестам.

Всю жизнь Рамиза жила кочевником. Когда вокруг шейха так много женщин, гото-вых исполнить его распоряжение, ленивая девушка легко могла ускользнуть от выполне-ния своих обязанностей. И оказалось, что Рамиза многого не умеет. Ее попытки заменить мою мать на кухне превращались для нее в несчастье. Наша пища и приправы были гораз-до разнообразнее, чем у бедуинов, и Рамиза портила большинство блюд, которые готови-ла. Первой, кто сжалился над ней, была Нада. Наде было только десять лет, но мама хо-рошо обучила ее, и она часто спасала Рамизу от насмешек хаджи Ибрагима.

Через несколько месяцев Рамиза забеременела, и первая вспышка отцовской страсти быстро утихла. Он часто кричал на нее, временами выражал свое неудовольствие шлепка-ми. Нам с Надой доводилось видеть ее в углу кухни тихо плачущей и бормочущей слова смущения.

Только когда весной комната Рамизы была готова и поставлена вторая кровать, он разрешил моей матери переступить порог и вернуться в свою спальню.

Ни Рамиза, ни мама не давали ему достаточно сексуального удовлетворения, и это его злило. Тем не менее он вернул Омара к ларькам, чтобы Агарь снова была на кухне; он велел ей научить Рамизу готовить и проследить, чтобы она выполняла свои обязанности должным образом.

Вернувшись на кухню, Агарь едва говорила с Рамизой и постоянно делала замечания "этой грязной маленькой бедуинской бородавке". Беременность Рамизы становилась за-метной, по утрам она плохо себя чувствовала и постоянно хныкала. Постепенно и медлен-но Агарь стала относиться к ней человечнее. Я думаю, по-настоящему их дружба началась с того момента, когда обе поняли, что спать с хаджи Ибрагимом - невеликое удовольствие и честь, и в их разговорах стали проскальзывать ядовитые замечания о его грубости в по-стели. После этого обе женщины стали делиться своими тайнами, как мать с дочерью. Мне кажется, Рамиза больше любила Агарь, чем хаджи Ибрагима. Она держалась за юбки моей матери, чтобы не делать ошибок, и время от времени мама брала на себя вину за то, что не так сделала Рамиза.