Леон Юрис - Хаджи

- Заткнись!

- Ну, избей меня снова.

- Джамиль, ты мой сын. Я стараюсь вызволить тебя отсюда.

- Зачем? Не хлопочи. Я тебе не сын. У тебя только один сын. Ишмаель. Разве не так, отец?

Ибрагим ударил его по лицу. Джамиль вскочил на ноги.

- Однажды я ударил тебя, отец, и я все еще чувствую восторг от этого. Тюремщик! Тюремщик! Верни меня в мою камеру!

Через несколько дней после того, как отец вернулся в Акбат-Джабар, он взял меня в Иерихон, в офис профессора доктора Нури Мудгиля.

- За ваши сокровища я получил восемь тысяч долларов, - сказал археолог. - Вот авиабилеты для вас и шейха Таджи. Мы подумали, что вам лучше бы не ехать снова в Ам-ман, так что вы полетите маленьким самолетом из Восточного Иерусалима на Кипр, а по-том в Цюрих. Мне часто приходилось отправлять древности по воздуху, и я хорошо знаю людей в аэропорту. Билеты на самолет и особое внимание к некоторым чиновникам со-жрали больше двух тысяч восьмисот долларов. Вот ваши путевые документы. Визы при них.

- Но это же не паспорта, - сказал отец.

Мудгиль покачал головой.

- Нет такой страны - Палестина. Есть только Иордания, а Иордания не даст вам пас-портов. Придется ехать по этим бумагам.

Отец просмотрел один из документов и передал его мне.

- Что здесь написано?

- Здесь написано, что ты лицо без гражданства, а это виза в Швейцарию и обратно, действительная на тридцать дней, - сказал я.

- К сожалению, мне пришлось на каждый из этих документов издержать по тысяче долларов, - сказал Нури Мудгиль, загибая пальцы. - Бакшиш, стандартная взятка. Мы могли бы без всякой платы дать вам израильские паспорта, но тогда вы не смогли бы по-лучить в Цюрихе делегатские мандаты. Арабы заблокировали бы признание.

- Сколько остается? - спросил меня отец.

- Три тысячи двести долларов, - сказал я.

- Снимите еще пятьсот. Провозить наличные запрещено. Мне пришлось провести ваши деньги через церковные благотворительные организации. Нужно было уплатить пятьсот долларов одному из монахов в канцелярии архиепископа. Итак, считая новую одежду для вас и шейха Таджи, у вас остается около тысячи долларов на каждого на еду и жилье.

- Но это вынуждает меня оставить семью без копейки, только с заработком Сабри. Если они будут зависеть от пайков Красного Полумесяца, им придется голодать. А если я в Швейцарии истрачу деньги?

Нури Мудгиль открыл ящик стола и достал конверт с иорданскими деньгами.

- Я вам даю личную ссуду на расходы вашей семьи. Вам не надо беспокоиться о том, чтобы ее вернуть. Что касается вас в Цюрихе, то Гидеон Аш будет держать вас на плаву, если вы останетесь без средств.

- Нищие мы, нищие, - промолвил отец, беря деньги, билеты и наличные.

- Мне очень жаль, хаджи. Это все, что я смог сделать.

- Нет, нет, друг мой. Вы и так уже сделали слишком много. - Отец повернулся ко мне со странным выражением лица. - Ишмаель, подожди-ка в рабочей комнате доктора Мудгиля. Мне надо сказать ему пару слов с глазу на глаз.

Некоторое время они говорили между собой. Не знаю, сколько, потому что меня все-гда поднимало к небесам, когда случалось проходить мимо кабинета доктора Нури Муд-гиля с его чудесами. Возле его скамейки был сложный рисунок открытой им византийской мозаики - пол в одной церкви. Наконец, дверь открылась, меня позвали и велели сесть.

- Ты поедешь с доктором Мудгилем, - коротко сказал отец. - Прямо сейчас.

- Я не понимаю.

- Пока меня нет, лучше, чтобы тебя не было в Акбат-Джабаре.

- Но почему, отец?

- Потому что твоя жизнь в опасности! - рявкнул он.

- Что же, мне трусливо сбежать?

- Не трусливо, а разумно.

- Кто же защитит женщин?

- Там есть Сабри, есть Омар, есть Камаль. Женщины будут в безопасности.

- Сабри работает, а Камаль ничего не стоит. Омар один не справится.

- Ему придется, - сказал отец.

- А куда я отправлюсь?

- Ты перейдешь реку Иордан, - сказал Нури Мудгиль. - Потом углубишься в пусты-ню к иракской границе, где побудешь среди моих очень хороших друзей, бедуинов аль-Сирхан. А с собой можешь взять побольше моих книг.

Я заплакал, а потом почувствовал очень странную, чудесную вещь. Отец стоял надо мной и с большой любовью положил руки мне на плечи.

- Как Джамиль? - спросил я, рыдая.

- Меня не запугают эти собаки из Аммана. Судьба Джамиля в руках Аллаха. Аллах велел мне принять страшное решение - кто из моих сыновей должен выжить. - Я взглянул на него. - Я принял это решение, Ишмаель.

Фавзи Кабир-эфенди откинулся на высокой кушетке в романском стиле в перестро-енном эллинге в Цолликоне, роскошном предместье Цюриха. Четыре ступеньки вели от этого "императорского трона" вниз к циновкам в круглой комнате, обставленной вокруг зеркалами и освещенной для попойки.