Харлан Эллисон: Ясноглазый

Когда-то здесь неслись бурные воды, разгоняющиеся в сокрушительный, полный звуков и красок поток; теперь же река вяло проталкивалась к морю, с трудом пробиваясь по собственному руслу и застаиваясь в заломах. Заломы были из трупов.

Чудовищно раздутые, белые, как опарыши, тела, давно потерявшие человеческий облик, заполняли всю реку от берега до берега. Неисчислимые тысячи тел, нагроможденные бесконечными кучами, переплетенные и приплюснутые друг к другу так, что реку запросто можно было перейти по верхнему слою безбородых мужских лиц, белых женских грудей и животов, скрюченных детских ручонок. Все трупы словно долго вымачивали в кипятке.

Так оно, впрочем, и было.

И вверх, и вниз по течению - насколько позволяли видеть изгибы реки жуткая картина не менялась. Никакого движения. Только трупы слегка покачивались от хилого напора воды. А смрадная вода едва просачивалась сквозь груды плотно наваленных тел. И все же река еле слышно журчала и булькала, лаская гниющее мясо в отвратительной пародии на себя же, - как журчала и булькала она некогда, омывая и полируя гальку и валуны.

Именно это и казалось самым жутким в реке мертвецов - то, что течение - пусть хилое и затрудненное продолжалось вопреки всему. Продолжалось с самого зарождения мира. Ибо мир никуда не делся. И он был безразличен к происходящему.

Ясноглазый молча смотрел на мертвую реку. У подножия небольшого.откоса, где кончалась береговая линия, тела валялись беспорядочными грудами. Тогда Ясноглазый втянул в себя воздух - напряженно, с усилием, - и дрожь вновь охватила его. Когда дрожь еще усилилась, во влажно-гниющем русле реки началось какое-то шевеление. Тела вдруг задвигались. Заворочались, будто под напором непрестанного и все усиливающегося потока- А потом - одно за другим - стали отлепляться друг от друга и выстраиваться рядами. По всей длине реки тела как бы сами собой поднимались, перекатывались - и понемногу двигались. Потом откуда-то издалека, где их размеренного перемещения уже не увидеть, донесся рев высвободившейся из заломов воды - она хлынула вперед, вырвавшись из-за стен некогда человеческой плоти.

Пока Ясноглазого не отпускала дрожь, его хрупкое тело так и сочилось силой - глаза, казалось, источают пульсирующие токи страшной энергии. Наконец .река трупов вырвалась из заломов, поток снова стал- свободен.

Вода неслась громадной пенной волной - все дальше и дальше по руслу вдоль заваленных трупами берегов. Вырвалась из глубокого каньона слева от Ясноглазого будто дикий зверь, которого долго держали под запором, а потом вдруг выпустили на волю. Река булькала и бурлила - кидалась вперед мимо стоявшего на берегу Ясноглазого - и уносилась вдаль, скрываясь в извиве русла.

Ясноглазый чувствовал, как дрожь проходит. А река становилась все полноводнее и с каждой секундой текла все ровнее. Она равнодушно погребала гнилые и вздутые человеческие останки, что погружались теперь в темные мутные глубины.

Глаза дрожащего существа, глаза гигантского крысюка, глаза безразличного дня освобождались наконец от жуткого зрелища распада и смерти.

Все эмоции одна за другой стирались теперь с лица Ясноглазого исчезали с той же быстротой, с какой река хоронила свою скорбную добычу. С лица пропадали следы страшной тоски - той тоски, распознать которую не было дано ,ни одному человеческому существу.

Наконец Ясноглазый повернулся и вместе с крысижом направился вверх по течению реки. Навстречу утру.

Само Солнце помрачнело, когда над ними пролетали истекающие кровью птицы. Громадные, бесформенные, несколько угловатые тучи птиц - всех видов и размеров. Летели они безмолвно. Пересекая широкое серое чело неба, они почти затмили Солнце - и летели все дальше - в никуда. Вдруг сделалось холодно, будто в склепе. Летели птицы, впрочем, на восток. Но не к теплу, влекомые инстинктом или ведомой им целью, - а просто куда-нибудь - в никуда. Пока не слабели, не гибли - и не падали. Какая там манна! Просто дерьмо! Полуживые отбросы, что падали сотнями вонючих комков из отчаянно бьющих крылами стай.

Многие падали, уже едва-едва подрагивая крыльями словно сделались слишком слабы, чтобы сражаться с воздушными потоками. Словно вещество их крошечных примитивных мозгов оказалось разжижено - стало студнем, неведомой силой раздавлено в гнойную муть, дождем капающую у них из глаз.. Жизнь как будто больше их не заботила - и еще меньше заботил их этот отчаянный и бессмысленный полет на восток - в никуда... ...и они истекали кровью.