Харлан Эллисон - Нечем позавтракать

Я довольно долго глядел на них, пытаясь воспользоваться своими дилетантскими познаниями в биофизике и биохимии, чтобы понять происходившее. Одно, по крайней мере, было очевидным: я подвергся фантастической мутации, которая была, в сущности, невозможна, если исходить из того, что человек знал о жизни и ее структуре, что в результате резкого изменения окружающей среды могла начаться постоянная мутация, проявляющаяся в ускоренном делении клеток, каковая и настигла меня накануне. Я попытался мотивировать свои соображения.

Даже на клеточном уровне структура неразрывно связана с функционированием. Я прикинул структуру протеинов, так как чувствовал, что именно в этом направлении лежит хотя бы частичное объяснение моего теперешнего уродства.

Наконец, я снял шлем и еще сильнее наклонился над фласами. Я вдохнул их воздух и в ту же минуту почувствовал озарение. Я вдохнул аромат одного, второго, третьего и все понял. Все становилось на свои места. Все сделалось абсолютно понятным и правильным.

Их аромат полуночи был не просто запахом. Я ассимилировал бактерии, выделяемые фласами, бактерии, которые атаковали стабилизированные энзимы моей дыхательной системы. Возможно, вирусы или даже риккетсии, которые - я старался подобрать термин поточнее - размягчили мои протеины и перестроили их таким образом, чтобы я в большей степени мог пользоваться фласами, снабдили меня кислородозаборником, как я теперь понял. Но делать шире грудную клетку или увеличивать объем легких значило повредить мне. Нужно было снабдить меня органом, напоминающим воздушный шарик, способным накапливать кислород под давлением, но здесь было что-то еще. Когда я находился среди растений, кислород медленно поступал с гемоглобином крови в мою накопительную опухоль и, после некоторого ожидания, его будет во мне предостаточно.

Теперь я смогу довольно долго обходиться без воздуха, как верблюд, который длительные периоды времени не нуждается в воде. Конечно, я могу восстановить то, что было затрачено в интервалах меду двумя наполнениями, в крайнем случае, достаточно долго смогу обходиться и без этого, но тогда мне потребуется длительное время, чтобы полностью заправиться снова.

Как все это происходило там, на уровне нуклепротеидов, я со своими ограниченными познаниями в биохимии не мог понять. Все, что я знал, было почерпнуто из гипнокурсов, на которых я занимался давным-давно, перед тем, как пойти обязательный курс в Университете Деймоса. Я знал об этих явлениях, но никогда не изучал их в достаточной степени, чтобы быть способным анализировать. Располагая временем и справочниками, я был уверен, что смогу разрешить загадку, благо что, в отличие от земных ученых, считающих почти мгновенную мутацию фантастикой, я был вынужден поверить в нее, поскольку она со мной произошла. Достаточно было взглянуть на лицо, на свое опухшее, а теперь раздувшееся, как воздушный шарик, лицо, чтобы понять, что это правда. Так что у меня было больше возможностей для работы, чем у них.

В этот момент я заметил, что уже давно торчу, как столб, а мое лицо удалено от фласов. И никаких затруднений с дыханием.

Что ж, мне предстояла кое-какая работа, с которой они не смогли бы справиться, потому что я был живым порождением кошмарных фантазий, которые они считали немыслимыми.

Все это случилось шесть месяцев назад.

Теперь, когда ночь в самом разгаре, фласы, судя по всему, умерли. Так что не будет ничего, когда вернется свет. Нечем будет дышать, нечем позавтракать.

* * *

Слишком темно. Звезды слишком далеко, чтобы позаботиться об Аде и его жителях. Конечно, мне следовало догадаться раньше. Настали двенадцать месяцев ночи, и фласы погибли. Они не превратились в серую пыль, как те, что я в первый раз принес с собой. Нет, вместо этого они ушли в почву. Они становились все меньше и меньше, словно в киноленте, пущенной в обратную сторону, сделались совсем крошечными, а потом исчезли окончательно.

Мне не удалось узнать, защищали ли они себя таким образом или погибали навсегда, потому что грунт слишком плотен, чтобы раскопать его, а судя по тому, что мне удалось отколоть, шлакообразные образования, пронизывающие почву, не открывали ничего, кроме крохотных провалов, в которые и втянулись бутоны.

Голова опять начала побаливать. Запас кислорода в опухоли почти совсем иссяк. Я замечаю это по тому, что теперь каждый глоток - я научился дышать как бы глотками - требует все больших усилий. Я решил вернуться на корабль.