В нескольких квартирах зажегся свет, в окнах появились люди.
Мужчина по самую рукоять вонзил нож женщине в спину, прямо под правое плечо. Двумя руками.
Бэт видела все короткие, отрывочные мгновения кошмара мужчина, женщина, нож, кровь, лица тех, кто наблюдал за происходящим из окон своих квартир. А потом всюду погас свет, но зрители не покинули своих мест, продолжая смотреть.
Бэт захотелось крикнуть: "Что вы делаете с этой женщиной?" И вдруг, будто две железные руки, на многие тысячелетия погруженные в сухой лед, сжали горло девушки. Ей казалось, что нож входит в ее собственное тело.
Каким-то образом - этого просто не могло произойти, и тем не менее... там внизу женщина поднялась и освободилась от ножа. Три шага, она сделала всего три шага и снова упала на клумбу. И вот уже взвыл, словно дикий зверь, мужчина. Нечленораздельные, нечеловеческие звуки вырывались из его груди. Он упал на женщину, нож поднялся и опустился, и снова, снова... наконец движения стали слитными, едиными, было невозможно понять и разделить их на составные части, а вопли несчастной продолжали метаться, как обезумевшие летучие мыши... тише, тише... совсем смолкли.
Бэт пряталась в сумраке своей квартиры, ее трясло, она плакала, страшная, наводящая ужас картина стояла перед глазами. А когда она уже была не в силах смотреть на то, что выделывал мужчина с куском неподвижного мяса, лежащего на земле, Бэт подняла голову на темные окна, где по-прежнему стояли безмолвные зрители - совсем как она, - и вдруг поняла, что видит их лица неестественного сине-пурпурного цвета, освещенные тусклыми ртутными лампами, на всех застыло одно и то же выражение. Женщины прижимаются к мужчинам, кончик языка чуть высунут, влажные губы; у мужчин безумные глаза. Словно они попали на петушиные бои. Тяжелое, прерывистое дыхание. Точно жуткая сцена внизу питает души, даруя новые силы. Выдох, звук - откуда-то из глубины, издалека, из подземных пещер. Влажная, бледная кожа.
Именно в этот момент Бэт поняла, что двор заволокло дымкой, будто туман с реки добрался до Пятьдесят второй улицы, чтобы накинуть покрывало на сцену во дворе и скрыть то, что делали нож и мужчина... безостановочно... они уже не получали никакого удовольствия... продолжали... снова и снова...
Только вот туман этот показался Бэт каким-то странным густой и серый, пронизанный мерцающими точками света.
Она смотрела словно завороженная, а туман опускался, медленно заполняя пустое пространство двора. Музыка Баха в соборе, звездная пыль в вакууме.
Бэт увидела глаза.
Там, наверху, на девятом этаже, нет выше - два огромных глаза... они были такой же данностью, как эта ночь и луна, глаза. И - лицо? Было ли то, что видела Бэт, лицом, или она придумала... лицо? В клубящемся, ледяном тумане что-то обитало; что-то, погруженное в собственный мир, терпеливое и исполненное зла, поспешило сюда, чтобы стать свидетелем действа; происходящего на клумбе, где растут цветы. Бэт попыталась отвернуться, но не смогла. Глаза - горящие, бесконечно пустые и одновременно пугающе живые, излучающие любопытство, точно глаза ребенка; глаза, наполненные могильным мраком и холодом, древние и в то же самое время юные, увлекающие в бездонную пропасть, пылающие изуверским пламенем, громадные и мертвые, эти глаза поймали Бэт, лишили способности мыслить. В театре теней спектакль разыгрывался не только для жителей этого дома, с упоением наблюдавших за происходящим, а еще и для кого-то другого. Не в холодной, безжизненной тундре или на пустынном болоте, не в подземных пещерах или на далекой планете, вращающейся вокруг умирающего солнца, а здесь, в городе, здесь глаза этого другого смотрели в окутанный ночным мраком двор.
Дрожа от напряжения. Бэт все-таки отвела взгляд от обжигающей бездны над девятым этажом и снова увидела то, что привлекло сюда другого, вдруг осознала, насколько чудовищно происходящее, и тогда наконец справилась с оцепенением, сбросила его с себя, перестала быть моллюском, заключенным в тюрьму раковины. Кровь с силой застучала у нее в висках - она просто стояла! Ничего не сделала, ничего! Женщину зверски убили, а она. Бэт, ничего не сказала, ничего не сделала. Какая польза от слез, от того, что тебя трясет? Ты же ничего не сделала!
А потом она услышала что-то похожее на истерический смех, подняла голову и посмотрела на исполинское лицо, заполнившее туман и дымную ночь, и поняла, что это она сама издает отвратительные, безумные, нечеловеческие звуки, а мужчина внизу тоскливо, жалобно скулит, словно побитая собака.
Читать дальше