Айзек Азимов - Основание и Земля

Завершал концерт пожилой мужчина, инструмент которого имел изрезанные края и висел у него на плечах. Он сжимал и растягивал его, а одна его рука при этом бегала по рядам белых и темных предметов, размещенных на одном краю, вдавливая их вниз.

Тревиз решил, что это звучит особенно утомительно, почти варварски и неприятно напоминает лай собак с Авроры. Не то, чтобы эти звуки походили на лай, но чувства, которые они вызывали, были схожи. Блисс выглядела так, будто ей очень хочется закрыть уши руками, а Пилорат молча хмурился. Только Фоллом, казалось, наслаждается, притопывая ногой, и Тревиз, заметивший это, к своему удивлению понял, что музыка гармонирует с этим притопыванием.

Наконец, все кончилось и разразилась целая буря свиста, среди которого отчетливо выделялись трели Фоллом.

Затем собравшиеся разбились на небольшие беседующие группы и стало так же шумно, как было за обедом. Исполнители, игравшие в концерте, стояли в передней части зала, говоря с людьми, которые подошли поблагодарить их.

Фоллом освободилась от хватки Блисс и подбежала к Хироко.

– Хироко, – воскликнула она, запыхавшись, – дай мне посмотреть…

– Что, дорогая? – спросила Хироко.

– Ту вещь, которой ты делала музыку.

– О! – Хироко рассмеялась. – Это флейта, маленькая.

– Можно я посмотрю ее?

– Хорошо. – Хироко открыла ящик и вынула инструмент. Он состоял из трех частей, но она быстро собрала их и протянула Фоллом, так что мундштук оказался возле ее губ. – А теперь дунь сюда, – сказала она.

– Я знаю, знаю, – нетерпеливо ответила Фоллом, потянувшись за флейтой.

Хироко машинально отдернула ее и подняла повыше.

– Дуй, но руками не трогай.

Фоллом разочарованно посмотрела на нее.

– Можно мне просто взглянуть? Я не буду ее трогать.

– Конечно, дорогая.

Она вновь протянула флейту, и Фоллом нетерпеливо уставилась на нее.

А потом флуоресцентные огни в комнате слегка потускнели, и все услышали неуверенную и дрожащую ноту.

От удивления Хироко едва не уронила флейту, а Фоллом воскликнула:

– Я сделала это! Сделала! Джемби говорил, что однажды я смогу сделать это.

– Это ты издала звук? – спросила Хироко.

– Да, я. Это я.

– Но как ты сделала это?

Вмешалась Блисс, красная от смущения:

– Извини, Хироко, я сейчас уведу ее.

– Нет, – воспротивилась та. – Я хочу, чтобы она сделала это снова.

Несколько ближайших альфанцев собрались посмотреть. Фоллом нахмурила брови, как будто напрягшись. Освещение пригасло больше, чем в первый раз, и снова послышалась нота, на этот раз чистая и ровная. Потом она стала меняться по мере того как металлические предметы, размещенные вдоль флейты, задвигались, ставя аккорды.

– Это немного отличается от …… – сказала Фоллом, слегка запыхавшись, как будто это ее дыхание оживило флейту, а не поток воздуха.

Пилорат прошептал Тревизу: «Она получает энергию от электрических цепей, подходящих к лампам».

– Попробуй еще раз, – предложила Хироко сдавленным голосом.

Фоллом закрыла глаза. Теперь нота была нежнее и устойчивее. Флейта играла сама, без бегающих по ней пальцев, управляемая энергией, которую преобразовывали неразвитые доли мозга Фоллом. Ноты, которые сначала звучали разрозненно, теперь объединились в музыкальный ряд, и все, находившиеся в зале, собрались вокруг Хироко и Фоллом. Хироко осторожно держала флейту большими и указательными пальцами каждой руки, а Фоллом, закрыв глаза, управляла движением воздуха и нажимала на клавиши.

– Это кусок, который я играла, – прошептала Хироко.

– Я запомнила его, – сказала Фоллом, кивая головой и стараясь не сбиться.

– Ты не спутала ни одной ноты, – сказала Хироко, когда все кончилось.

– Но это неправильно, Хироко. Ты играла не так.

– Фоллом! – сказала Блисс. – Это невежливо. Ты не должна…

– Пожалуйста, не вмешивайся, – властно сказала Хироко. – Почему это неправильно?

– Потому что я могу играть это по-другому.

– Тогда покажи мне.

Фоллом заиграла снова, но более сложным образом, как будто силы, нажимавшие на клавиши, делали это быстрее и тщательнее, чем прежде. Музыка была более сложной и бесконечно эмоциональной. Хироко стояла замерев, а в зале не было слышно больше ни звука.

Даже после того, как Фоллом закончила, все молчали, пока Хироко глубоко вздохнула и сказала:

– Маленькая, ты играла когда-нибудь прежде?

– Нет, – ответила Фоллом, – до этого я могла пользоваться только моими пальцами, а пальцами я так сделать не могу. – Она помолчала и добавила безо всякого хвастовства: – Никто не может.