Харлан Эллисон - Вы меня слышите

Я окончательно растерялся, хотя, как это ни покажется странным, страха не испытывал. Возможности кружили голову. В глазах стояли кинозвезды и несметные богатства.

И тут же таяли.

Ибо какая радость от богатства и женщин, если ее не с кем разделить? Так что я отогнал образ величайшего в истории грабителя банков и начал думать, как выбраться... из создавшегося положения.

Я вышел из лифта на двадцать шестом этаже и по коридору дошел до своего кабинета. За двадцать семь лет надпись на двери не изменилась:

"Рэймс и Клаус. Экспертиза бриллиантов и драгоценностей".

Я распахнул дверь и... На мгновение сердце мое подкатилось к горлу, ибо то, что я увидел, до сих пор остается самой большой загадкой. Фриц Клаус, огромный, краснорожий Фриц Клаус, с маленькой бородавкой возле рта, кричал на меня:

- Винсоки! Недоумок! Сколько раз я говорил, что на бусах надо завязывать тесемки! Теперь у нас на полу сто тысяч долларов для уборщицы. Идиот!

Но кричал он не на меня. Он просто кричал, вот и все. По сути, удивляться было нечему. Клаус и Джордж Рэймс редко разговаривали со мной... тем более не утруждали себя криком. Они знали, что я делаю свое дело... во всяком случае, делал на протяжении двадцати семи лет, и этого им хватало.

Но Клаусу просто необходимо было поорать. Кричал он не на меня, а в воздух. Да и как он мог кричать на меня, если меня не было?

Он опустился на колени и принялся собирать маленькие неограненные бриллианты, которые сам же рассыпал, а когда собрал их все, залез зачем-то под мой стол и окончательно перепачкал костюм.

Потом он вылез, отряхнулся... и вышел. Мне казалось, что я пришел на работу. Но он меня не увидел. Я словно пропал.

Я развернулся и вышел в холл.

Лифт ушел.

Пришлось долго ждать, прежде чем я попал в вестибюль.

Лифт не откликался на мой вызов.

Пришлось ждать, пока кому-то тоже не понадобилось вниз.

И вот тогда меня охватил настоящий страх.

Брак мой был весьма тих, жил я мирно и незаметно. И вот теперь у меня отняли возможность уйти, хлопнув за собой дверью. Меня просто задули, будто свечу. Каким образом, когда и где - роли не играло. У меня украли то, что я всегда считал своей непременной собственностью - ну, как налоги. Но и этого меня лишили. Я стал тенью, привидением в мире живых. Впервые за всю жизнь мои переживания и страдания прорвались в безысходном отчаянии. Но я не расплакался.

Я ударил человека. Изо всех сил. Прямо в лифте.

Я ударил его в лицо и почувствовал, как хрустнул нос, потекла темная кровь. Костяшки пальцев заныли, и я ударил его еще раз, потому что у меня, Альберта Винсоки, отняли мою смерть. Меня сделали еще ничтожнее. Я никогда никому не досаждал, и вообще меня редко замечали, а теперь никто не сможет меня оплакать и подумать именно обо мне... Меня ограбили!

Я ударил его третий раз, и нос сломался.

А мужчина ничего не заметил. Он вышел из лифта, весь залитый кровью, и даже не утерся.

Только тогда я заплакал.

Я плакал долго. Лифт ходил вверх и вниз, и никто не видел, что я стою в нем и плачу.

Наконец я вышел и побрел по улицам, пока не стемнело.

Две недели могут пролететь очень быстро.

Если вы влюблены. Если вы богаты и ищете приключений. Если вы полны здоровья, а мир привлекает и манит вас. Тогда две недели пролетают как один день.

Две недели.

Последующие две недели оказались самыми длинными в моей жизни. Ибо они были адом. Одиночество. Полное, изматывающее одиночество в толпе.

В неоновом сердце города я стоял посреди улицы и кричал, чтобы кто-то меня заметил. Меня едва не сбили.

Две недели я бродяжничал, спал, где мне заблагорассудится - на скамейках в парке, в номере для молодоженов в "Уолдорфе", в собственной кровати дома. Я пил и ел все, что хотелось. Строго говоря, я не воровал, ибо без еды я бы не прожил.

Несколько раз я приходил домой, но Алма прекрасно обходилась и без меня. Продолжала жить, как говорится. Никогда не думал, что она еще способна, тем более с учетом того, как она растолстела за последние годы... но вот он! Джордж Рэймс. Мой босс... бывший босс, поправил я себя.

Так что от обязанностей по отношению к семье и службе я был освобожден.

Алма получила дом и Зазу. А теперь, как выясняется, ей достался еще и Джордж Рэймс. Вот тебе и толстая дура.

К концу второй недели я превратился в развалину. Небритый, грязный... но никому до этого не было дела. Никто меня не видел, и никто мной не интересовался.

Моя первоначальная агрессивность переросла в устойчивую неприязнь к окружающим. Ничего не подозревающие прохожие, становились объектом моих нападений. Я пинал женщин и шлепал детей.