Хуан Мирамар - Личное время

– Не надо, – возразил Рудаки, – не хочу я бомжем становиться, и вообще, я же сказал, что на это никогда не соглашусь, прошли окончательно мои шпионские годы, достаточно тогда я всякого нахлебался, и вспоминать не хочется.

– Хорошо, – Шитов опять улыбнулся, – это не горит, подумай. Скоро с тобой свяжутся. Но не тяни особенно, – он встал. – Давай пойдем отсюда – мне еще тебе передать кое-что надо.

Они вышли из кафе и молча брели по улице.

– Сквер тут какой-нибудь есть или парк? – спросил Шитов.

– Есть недалеко, – ответил Рудаки, и они пошли в безлюдный в дневное время сквер неподалеку и сели там на скамью.

– Вот, – Шитов достал из своего модного черного портфеля листок тонкой бумаги, похожей на папиросную, и протянул Рудаки. – Прочти и уничтожь.

– Съесть перед прочтением? – усмехнулся Рудаки и взял листок.

То, что он прочел, его одновременно и развеселило, и испугало.

«Ну, Контора, вечная и бессмертная», – думал он, читая инструкцию. На листке было написано:

«Вас найдут в бессознательном состоянии санитары выездной бригады „Клиники доктора Кузьменко“, когда придете в себя, утверждайте следующее: а) ваш родной язык – английский, кроме этого языка, вы знаете также арабский; б) ни русского языка, ни языка Губернии вы не знаете; в) у вас тяжелый случай амнезии – вы не помните, ни кто вы такой, ни как вас зовут, ни из какой вы страны. Дальше действуйте по обстановке – с вами вскоре свяжутся. Пароль для связи: „Мы – не рабы“, отзыв: „Рабы – не мы“. Помните, что от успешного выполнения задания зависит ваша жизнь и жизнь ваших близких».

Он передал листок Шитову и резко сказал:

– На, съешь! Не ожидал я от тебя такой пакости! – Рудаки встал со скамейки и добавил, уходя: – А хозяевам своим передай, что я в этом участвовать не буду, и пусть скажут спасибо, что я не иду в полицию.

Он покинул сквер быстрым шагом, не обращая внимания на Шитова, который что-то говорил ему вслед.

Рудаки вспоминал сейчас все эти уже достаточно давние события, сидя на балконе своих «апартаментов». Недалеко, на том берегу пруда, начинался смешанный лес, в спокойной воде отражались прогулочные лодки, стоящие у причала прямо напротив балкона. Было еще рано, и лодку никто не взял, но немного позже, когда закончатся процедуры, «гости» – так принято было называть пациентов клиники – потянутся к пруду, разберут лодки и начнется катанье с визгом и брызгами.

Режим в клинике был свободный – можно было гулять по огромной территории, бродить в ближнем лесу, где, правда, ты вскоре натыкался на забор с колючей проволокой по верху, плавать в пруду. Запрещалось только выходить за пределы территории клиники, но этот запрет часто нарушался -не привыкшие к долгому воздержанию «гости» лазали через дырку в заборе за спиртным в ближайшую поселковую лавку. Администрация смотрела на это сквозь пальцы – они знали хорошо свой контингент, знали, что подобранные у заборов бродяги едва ли убегут от сытой жизни, а если и убегут, тоже не беда – на их место можно будет набрать новых, рыночная экономика, свирепствовавшая в городе и в стране, постоянно поставляла работорговцам новый «материал».

Правда, как вскоре выяснил Рудаки, к тем, кто уже подписал рабочий контракт с «фирмой», отношение было иное – они жили в отдельном корпусе под охраной и в столовую ходили группами в сопровождении надзирателей.

«Когда же мне предложат контракт?» – думал он.

Прошло уже около года, а к нему с предложением подписать контракт никто не обращался: ни сам «Дед Мороз» Илько Вакулович с глазами, по выражению Маяковского, как две жестянки в помойной яме, ни его подручные – мрачный санитар Коля с густыми сросшимися бровями и мини-лбом неандертальца и милейшая Елена Сергеевна – второй врач клиники и, как выяснил Рудаки, дама с богатым уголовным прошлым.

Все эти и другие сведения о персонале «Клиники доктора Кузьменко» Рудаки получил от связного, с которым встречался в лесу. Первый раз он появился неожиданно, вскоре после того, как Рудаки сюда привезли. Рудаки в отчаянии бродил тогда по лесу, пытаясь найти способ вырваться из этой западни, куда загнало его шпионское прошлое, и зол был как черт и на самого себя, так как недооценил коварство Конторы, забыл, что она никого и никогда не оставляет в покое, ну и, конечно, на Толю Шитова, который его так подло подставил под удар.

Когда связной вдруг появился из-за куста и назвал пароль, Рудаки молча сбил его с ног, казалось бы, давно забытым приемом. Парень упал, но потом, когда Рудаки принялся его душить, приговаривая: «Контора! Контора!» – больше он от злости не мог ни слова вымолвить, – вдруг вырвался, применив какой-то новый, не знакомый Рудаки прием, и, задыхаясь, прохрипел испуганно: