Андрей Дмитрук: Следы на траве (сборник)

Хозяин вызвал им такси — у девушки были деньжата, перепавшие от оранжево-голубых. Пауль решил поселить Сильвию пока что на квартире Георги — тем более что там начиналась Тропа.

…Чувство неминуемой беды явилось еще в машине, когда он увидел за углом столб сизого дыма.

Не было больше ни красной занавески в окне первого этажа, ни явочной квартиры, ни самого дома. Обугленные балки, черные дыры оконниц. Кутаясь в одеяла и чудом спасенные шубы, сидели на узлах или бродили по двору погорельцы. Изрядное число их топталось вокруг чего-то, лежавшего у крыльца.

Пауль подошел. Сильвия зажала рот, чтобы не завопить.

Лицом кверху лежал Михай Георги, голый, с порезами на груди, с обожженными дочерна ляжками, и вместо глаз у него были багровые ямы. Рядом уткнулась в грязь окостеневшая женщина. По черным с сединой космам Пауль узнал Эдит. Между ее лопатками была фигурно вырезана полоса кожи — в виде буквы S, первой в слове «Сатана»…

К вечеру положение в столице стало вдесятеро страшнее. Стихия оранжево-голубого мятежа окрепла. К бандам из Нижнего, оравшим и размахивавшим факелами, топорами, самодельными бомбами, скоро присоединились бронетанковые части. Архангелиты, накопившие громадные запасы гипнарка и других наркотиков, легко привлекли на свою сторону солдат, и те, уже не выходя из эйфории, выполняли сейчас любые приказы «святых наставников»…

Пауль и Сильвия видели, как алопятнистые боевики осаждают зал Единства Духа, где раньше проводились «вдохновляющие» собрания клансменов. Здание окружали баррикады. Мятежников поддерживали бронетранспортеры с пулеметами, батарея полевых орудий. У одного из чернокожих автоматчиков, лежавших за мешками с песком, как косой, сбрило кисти обеих рук; другой негр опрокинулся навзничь, в спине у него была дыра величиной с тарелку. Последними защитниками твердыни клана оказались даже не гвардейцы — «любимые сыновья», а младшие дети «колена Лоа», наследственного полка для выходцев из Африки, еще более бесправных, чем азиаты. Видимо, понимая, что в случае победы архангелитов их, черных «язычников», ждет куда худшая участь, чем белых граждан, африканцы дрались с остервенением, не отступая ни на шаг.

Город обезумел совершенно, оставалось одно — пробиваться к вокзалу… У перрона стоял поезд, ходивший в восточные города, к самой границе — комфортабельный 19-й, с открытыми дверями синих обтекаемых вагонов, со спущенными подножками. Час отправления давно миновал: тепловоз пыхтел дизелем на малых оборотах, но не трогался с места. На платформе сидело и расхаживало множество людей — оцепенелых от страха или истерически возбужденных, сторожко дремлющих, замкнутых, плачущих. То ли собрались посетить родню в провинции, то ли скорее попросту удирали из грохочущей, окутанной дымом столицы. Как бы то ни было, но поезд стоял, и машинист праздно курил в своем высоко посаженном фонаре.

Сильвия машинально потянула друга к вагонам: на ее лице появилось блаженно-капризное выражение, как у девочки, требующей лакомство из-за витрины.

— Эй! — окликнул Пауль машиниста. Тот нехотя обернул плосконосое личико под высокой тульей фуражки. — Чего стоим? Ждем попутного ветра?..

— Там эти… — Машинист подбородком боднул воздух в сторону поворота за гору. — Пикет.

— А ну, открывай! — с неожиданным отрешенным спокойствием приказал Ляхович машинисту.

— Чего?.. — осклабился тот.

Вместо разъяснения Пауль выволок из-за пазухи армейский пистолет, полчаса назад снятый с трупа, и направил его в сразу вспотевшую физиономию собеседника. Когда тот отворил кабину, Ляхович подсадил на лесенку Сильвию, а затем взобрался сам.

— Не будем ждать диктора, сами объявим посадочку… Ну, живо!

Загнанно сверкая глазом из-под козырька, машинист щелкнул клавишей на приборной доске, заговорил в микрофон: «Внимание! Объявляется посадка на скорый поезд номер девятнадцать, следующий по маршруту…»

— На Землю? — тоном ожидания радостного чуда спросила Сильвия.

— На Землю, — решительно кивнул Пауль, и девушка захлопала в ладоши.

По знаку Ляховича (вернее, пистолетного ствола) машинист дал двигателю обороты; состав лязгнул и сдвинулся с места, замешкавшиеся пассажиры опрометью бросились в вагоны. Проводники на ходу поднимали подножки, задраивали двери. Поезд мягко и неуклонно набирал скорость.

Выплыв из-за отрогов горы, из трухлявого редколесья и тридцатилетних снежных завалов, явился поставленный поперек пути автоприцеп. За ним пестрели балахоны черносотенных боевиков. Увидев, что машинист тянется к тормозу, Пауль деловито ткнул его револьвером в затылок.