Андрей Дмитрук: Следы на траве (сборник)

Почетные гости, как и следовало ожидать, корчились на асфальте, держась за глаза: одна только Сильвия все так же шагала вперед, невозмутимая, словно манекенщица на помосте: потрясенный агитатор убедился, что она не моргает… «Биокибер!» — пронеслось в голове. Он не осмелился схватить ее, потащить в машину…

Вслед за этим они услышали топот приближающейся толпы.

Обругав Пауля, Санди дернул его за руку и поволок к «амбассадору», мотор которого был предусмотрительно заведен… Когда проезжали мимо одной из громадных черных машин, в которых прибыли важные архангелиты, кто-то распахнул дверцу и принялся палить из пистолета.

Долей секунды хватило, чтобы Пауль узнал стреляющего. Надо же! Тот самый убогий мужичонка с редким пухом вместо бороды, который напал на Ляховича во время его первого визита к Георги. Эдит еще так молодецки хлестнула его по роже, а затем выкинула вон из квартиры. Тот, что обозвал Пауля посланцем Сатаны…

Одушевленно визжа при резких поворотах, «амбассадор» вылетел на площадь.

Но рыжую машину беглецов легко нагнал черный, с притемненными стеклами автомобиль, сверкнул широким радиатором… Не астматическому движку дедовского «амбассадора» было тягаться со сверхмощной турбиной. Долго не раздумывая, преследователь ударил в борт. Пауль успел почувствовать, как необоримая сила ударяет его о жесткий металл, задохнулся от боли, от ужаса перед тем, что мяло его и коверкало, и потерял сознание…

Он обрел себя в кресле, при каждой перемене позы услужливо облегавшем тело, за чайным столом в хорошо знакомом кабинете Лобанова. Из двух высоких, от пола до потолка, окон в некрашеных полированных рамах открывался амфитеатр бухты. А рядом, как в доброе старое время, прихлебывал чай с мятой друг и соученик, быстро повзрослевший Войцех Голембиовский.

— Ну, здравствуй, проповедник! — сказал Валентин Аркадьевич. Он занимал кресло напротив, такой необыкновенно чистый, холеный, с белыми зубами и розовыми щеками, в свободной перламутрово-синей робе — ну прямо сверхчеловек после жителей Нового Асгарда!

Пауль оглядел свою одежду, казавшуюся здесь просто шутовской, нарочито безобразной. Пальто, и без того сидевшее мешком, было прожжено и разорвано, брюки покрыты пятнами засохшей крови… Чьей? Его собственной или чужой?

— Где Санди? — спросил Пауль.

— Кто это?

— Ну, тот, что был на заднем сиденье? И еще один, за рулем, он тоже мне помогал, надо и его спасти!..

Лобанов помолчал, глядя вниз и вертя на столе пустой стакан. Потом сказал:

— Когда тот автомобиль налетел на ваш, тебя выбросило наружу, а их прижало. Обоих…

— Понятно.

— Ну да. Ты же знаешь архангелитов. Канистра горючей смеси, и…

Ляхович зажмурился, представив себя на месте Санди и того, второго, так и оставшегося без имени. Наверное, были еще живы, когда их облили из канистры…

— Несчастная наша планета! — отпив глоток, подавленно сказал Войцех. — Иногда мне кажется, что над Вальхаллой тяготеет какой-то злой рок… Куда ни сунемся, везде тупики! Сделали главной целью удовлетворение телесных потребностей — получили наркотическую эвтаназию, Улей. Круто повернули руль, занялись идеологией, сугубым воспитанием духа — и вот, пожалуйста, у власти «Стальной ветер», солдафоны, которые раньше стреляют, потом думают… Теперь вроде бы ослабили хватку, дали народу самому разобраться, что ему больше подходит. В результате — пьянство, погромы, «воины черной сотни…». Что делать? Как нам наконец встать на правильную дорогу? Или действительно вся наша колония — какая-то раковая опухоль, и надо ее прижечь поскорее, чтобы не разрасталась?..

— Э-э, нет, дружочек, тут ты не прав… — Валентин Аркадьевич встал и заходил по кабинету. Пауль чуть не прослезился, до того это напоминало счастливые месяцы учебы. — Свернули не туда — может быть. Но насчет раковой опухоли… Чепуха! Болезненный пессимизм. Ты знаешь, я люблю побродить по прошлому. Иногда становится непонятным — как мы выжили?! Один двадцатый век чего стоит. Пятьдесят миллионов погибло во время разных войн, не меньше — в тюрьмах, концлагерях… Расстрелянные, замученные всякими революционными тройками, эйнзатцгруппами… — Валентин Аркадьевич мотнул головой, будто отгоняя страшное видение. — Но самое жуткое — эти веселые холопы, славившие своих палачей, готовые простить любой террор за колбасу на прилавках… Ладно. Не об этом речь. Главное, нашлись здоровые силы. И — спасли мир.