Тот улыбнулся и тоже посмотрел на Ритца внимательным и глубоким взглядом.
Что-то дрогнуло в душе Ритца: взгляд Харриса был пристален, внимателен, проникал в душу.
— Пожалуйста, — сказал он, лишь бы что-то сказать. Отметил, что Гейм сказал это слово раньше, и он, Ритц, как попугай, повторил его. Это разозлило Ритца, и он отвел глаза под взглядом Харриса.
— Хорошо, — сказал Харрис. — Я повторю.
Медленно, тусклым голосом — Гейму казалось, что пациент в еще более угнетенном состоянии, — Харрис повторил жалобы, о которых Гейм уже слышал. Иногда пациент останавливался на полуфразе, словно к чему-то прислушиваясь, раза два оглянулся через плечо. Гейм тоже оглянулся, чувствуя, что рассказ Харриса действует на него. Так бывает в лесу ночью, когда из-за каждого дерева ждешь чего-то и не знаешь, чего.
Ритц, наоборот, превратился в слух, не отрывал глаз от лица пациента. И этим, кажется, смущал Харриса, тот несколько раз дернул плечами, словно стряхивая с себя внимание Ритца. В такие мгновения речь его становилась замедленной, он выдавливал слова через силу.
«Что за человек? — думал Ритц. — Какое у него заболевание? Самовнушение, галлюцинации?» Мелькнула даже мысль, что Харрис отчаянный наркоман. Но нет, у наркоманов не такие глаза, не такой взгляд.
— Я хочу быть человеком. Обыкновенным человеком! — заключил свой рассказ Харрис.
— Ну, а эти… галлюцинации? — спросил Ритц, невольно ругая себя за жестокость и обнаженность фразы. Спокойствие боролось в нем с нетерпением, нетерпение прорвалось в этих словах.
— Галлюцинации? — переспросил Харрис, перевел взгляд с Ритца на середину стола.
Тотчас на столе появилось яблоко — краснобокое, свежее, от него так и пахнуло запахом сада. Рядом, на стопке бумаги, появился серебряный талер чеканки шестнадцатого века. Талер был массивным, тяжелым, бумага просела под ним, сморщилась по окружности.
— Такую монету я видел в музее, — сказал Харрис. Гейм и Ритц смотрели на талер, но он тут же исчез. Однако вдавленный круг на бумаге остался, и в продолжение последующего разговора Ритц поглядывал на круглое углубление, пока бумага постепенно не разгладилась.
Разговор велся вокруг яблока.
— Возьмите его, — сказал Харрис Гейму — доктор сидел в кресле вплотную к столу, яблоко было к нему ближе, чем к кому-либо другому.
Гейм потянулся к яблоку, взял его.
— Если бы нож… — сказал Харрис.
— У меня нож, — ответил Ритц, достал из кармана складной нож. — Разрешите? — протянул руку к Гейму.
Тот отдал яблоко и пошевелил пальцами, словно хотел стряхнуть с них что-то невидимое.
Ритц между тем взрезал яблоко, разделил его на три части. Долю дал Гейму, долю — Харрису. Третью долю поднес ко рту, откусил кусочек.
Яблоко, как и обещало на вид, было сочным и вкусным.
Харрис откусил от своей доли и, видя, что Гейм колеблется, сказал:
— Ешьте.
Они съели яблоко молча.
— Харрис! — спросил неожиданно Ритц. — Почему вы хотите лечиться? Это же великолепно: яблоко, талер! Так вы можете делать доллары, фунты?
— Могу, — отвечал Харрис.
— Чего же вам не хватает, черт возьми? — Ритц подался корпусом к Харрису.
— Не хочу, — сказал Харрис.
— Почему?
— Видите?.. — Харрис заголил руку. Ниже локтя багровели рубцы глубокого, едва зажившего укуса. — Гепард, — сказал он. Коротко добавил: — Во сне.
— Хотите сказать, — уточнил Ритц, — ваши… видения, — не подобрал он другого слова, — рождаются и во сне? Без контроля?
— Да, — кивнул Харрис. — Я не знаю, что может появиться через секунду. Это идет из подсознания.
— Как это получается, уточните.
— Так и получается, — ответил Харрис. — Само собой.
На секунду над столом повисло молчание.
— Психогенез? — обернулся Ритц к Гейму.
Тот согласился:
— Психогенез. Вещи рождаются движением души и воли.
— Не понимаю, чего же вам надо? Вы счастливейший из всех смертных! — воскликнул Ритц, глядя на Харриса.
— Я рассказывал доктору Гейму, — грустно улыбнулся Харрис, — об ампуле с цианистым калием…
— Забудьте все это! Бросьте! — убежденно говорил Ритц пациенту.
Харрис не переставал улыбаться.
— Я от этого слабею, — сказал он.
— От чего?
— Когда делаю много вещей.
Ритц и Гейм промолчали.
— Но я становлюсь крепче, — продолжал Харрис, — когда беру предметы у других людей.
Гейм и Ритц ожидали, что скажет еще странный Харрис.
— Если буду вот так, — сказал Харрис.
Посмотрел на часы Гейма. Часы соскользнули с руки доктора, легли перед Харрисом. То же произошло с запонками — манжеты сорочки доктора распустились, опали. Через секунду галстук соскользнул с шеи. Гейм попытался поймать его в воздухе — шелк скрипнул у него между пальцами.
Читать дальше