Юрий Невский - Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память

Лицо Зигфрида было как ужас схватки один на один с многорукими исполинами, подпирающими небо; как дикий хаос лабиринтов каменной страны. Его дыхание было дыханием дьявола из ущелий, доходящих до самой преисподней. Взгляд, подобно снежной лавине, мгновенно накрывал сознание. Искрящаяся седина волос ослепляла зрение. Взлохмаченная борода клубилась дымом костров ночных стоянок. В руках он держал прозрачный стеклянный куб

магический камень с Ориона

то что дает знание о прошлом, настоящем и будущем

в одной плоскости словно бы плавала говорящая голова. Все слышали ее слова, сотрясающие землю, но ничего не могли поделать, завороженные цепкой паутиной господства слов над жизнью. Голова со строгим и проницательным взглядом. Из ледяного экрана мерцали рыбьи и парализующие зрачки инопланетянина. Он был там и появился из ниоткуда. Он перелетел над головами летучей мышью. Цельнометаллический, антимагнитный, противокоррозийный. Он знал все про всех и видел все, что ему надо. Он уверял, что все хорошо. Что приходят почтальоны, они дают подержать пенсионерам небольшую прибавку к пенсии, но всего несколько минут, и тут же отбирают на уплату возросших коммунальных услуг.

Снайпер видел Зигфрида, но был отделен от него многоцветной и сверкающей, несущейся между ними рекой.

И в эту реку входила Надя, его дочь. Вступала в прохладное течение, ладонью выбивала радужный гребень. Из воды вырастали плавники, игольчатый еж, китовый хвост, дельфиньи спины. Стеклянный аквариум подводных обитателей. Мириады сверкающих капель, в каждой отражен плазменный солнечный зрак и хоровод облаков. «Ой, тону», – произнесла Надя неуверенно. И небо было подернуто рябью от мелькнувших птиц; задрожало марево вод, затрепетали дальние серебрящиеся купы у песчаного пляжа. Мерный плеск, набегающие волны, течение. И где-то эта река перетекала, сливалась с реками, что текли через его детство и через его жизнь…

– Значит, ты побывал на Луне? – спросил снайпер.

«Да, я самый первый космонавт. Я первым ступил на Луну. И я добыл Лед Вечной Жизни. Я рассказывал об этом в своих передачах, которые вел отсюда. И ты, и твои друзья – вы слышали этот зашифрованный код, эти условные сигналы и радиочастоты, вы были настроены на волну невозможного и фантастического, что раскрашивает обыденность в самые невероятные цвета. Мы находимся в разных, параллельных потоках времени. Но я могу передать тебе отсюда Лед Вечной Жизни».

– Зачем мне он? – спросил снайпер.

«Ты передашь его своему Президенту. Он станет Бессмертным. Ваши спецслужбы с ног сбились, чтобы найти этот Лед. Ну вот он, бери. Передашь. Станешь Героем».

– Какой это Лед Вечной Жизни? Это телевизор марки «Орион». И что, эта говорящая голова будет там плавать всегда? Вечно?

…Снайпер потратил много сил и времени. Он долго работал над изобретением своего прицела. Электроника, цифра, сканирующая туннельная оптика, датчики фиксируют движение зрачка. И хрусталик в зрачке у каждого особенный. Каждый видит по-своему. А как он докажет эффективность своего изобретения?

Он только глянул на это, переданное ему Знание. Оптическое устройство «Незримый меч» сработало на отлично. Пуля со стальным бесчувственным сердечником завораживающе пропела. Магический Телевизор брызнул и рассыпался в прах.

Его осколки вонзились в многоцветное узорчатое тело стремительной реки

и превратили ее в лед

в черную и блестящую кинопленку, склеенную, как при монтаже, ставшую бесконечным фильмом всех рек, прокрутившихся через его детство и через его жизнь… Отдельные кадры магическими сверкающими кристаллами отразили и преломили бесчисленные отражения тайных убежищ вод, где умирали косматые призраки, рождались светлые боги, звучал торжественный хор; можно было ощутить музыку древнего волшебного заговора, быстротекущую кровь звуковой дорожки, что магнитно записала темные глухие влажные слова (крылья касались воды, слышался плеск рыб, звери лакали луну у водопоя). Звучали аккорды и созвучия, кожа зябла на бедрах предрассветных купальщиц, хмурилась жестяная рябь перед дождем, текли марсианские отблески закатов, отражения звезд, дельтапланов, исчезнувших рептилий, сигнального костра на другом берегу… Все это – ветер, магнетизм заколдованного края, вибрация, дрожь, что сотрясает с головы до ног. И голова наполнена низким гулом подводных течений, движением в глубине таинственных рыб. Палит солнце, мелькают крылья, звери лакают луну. Отмели, затоны, лагуны с илистым дном, столпы нисходящего света. Ведь если нырнуть, соскользнуть с крючка уходящего лета, с тарзанки (место, где она привязана, знаешь только ты) – то разом обнимешь прогретые изгибы, излучины, будешь переворачиваться на лодке, подплывать под низкие провода и стремиться по течению в дельту реки, в тальниковые джунгли со следом узкой босой ступни на песчаной отмели. Нейлоновая леска, заброшенная в небо, вытянет серебристую рыбину звезды. Росные луга примут хороводы, костер, мотоциклы деревенских, портвейн, передаваемый по орбите дружественных рук, и песни, что, затихая, расходятся кругами в высокой траве. И воцарится тишина, и стрекоза посреди летнего полдня присядет отдохнуть на погнутой жестяной звездочке, что венчает косую дощатую пирамидку над холмиком, где похоронен разведчик.