Юрий Невский - Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память

мы никуда не пройдем

здесь кругом посты, охранение

да и меня хватятся тут же

«Никто тебя не хватится. И потом, здесь же туманоделательная машина, ты забыл? И поливальные шланги, из них идет дождь. И свет можно вырубить полностью. И это твое «боевое охранение» замрет, как в детской игре «море волнуется раз». Понял? Пошли».

Да и черт с ним. Видимо, ему, снайперу, предоставили такую возможность. И это кем-то запланировано. И сочтено вполне подходящим. Он так и не вырвался из тягостного, непрекращающегося сна, который нельзя прервать. А хлюпающая грязь под ногами, мокрые кусты и трава, осклизлые камни? Иногда это врывалось в сознание, словно где-то приоткрыта дверь; но она тут же хлопала от пролетающего сквозняка; все смолкало. И вновь чавкала грязь, с веток обрушивались брызги, ветер нес мимо трепет проносящихся… крыл? стрел? Клацали подковки ботинок, пот заливал глаза, режущая кромка воздуха рассекала легкие. Кто-то забрал его к себе, обнял зыбкими ладонями. Они шли, он видел впереди ссутулившуюся спину Империа, оскал его рта, когда, оборачиваясь, он поджидал и взмахом руки призывал идти следом. Продирались сквозь хваткий кустарник, скользили на глинистых проплешинах, поднимались и спускались чередой одинаковых осыпей. И выйдя на обрыв голой, источенной ветрами гряды, снайпер остановился, огляделся. Он стоял между двумя наклонными скальными плитами, сверху на них навалился обломанный ствол сосны. Прямо под ним зияла пропасть. Дождя не было, но ветер наверху ощутимее – он гнал шуршащую снежную крупу. Империа взял моток веревки, ловко завязал узел; получилась петля. Другой конец он забросил на поверженный ствол вверху, закрепил веревку.

Снайпер ощутил уходящую вверх, привязывающую его к небу артерию. Серый шуршащий поток перетекал по ней, заполнял простором, посвистом ветра, тенью проносящейся птицы… Но при этом… кто-то разглядывал его… Он чувствовал на себе чей-то ненавидящий взгляд. Его рассматривали, изучали, как под микроскопом. Пронзила лихорадочная мысль… а если в него сейчас целятся… ведут на прицеле… Но невозможно определить это ощущение. Биение горного сердца отдавалось звоном в ушах, кровь окружающей разветвленной системы троп перетекла в него. И он не был посторонним, он стал посвященным. Снег падал на его лицо. Империа зло и больно толкнул в плечо

что что мне надо делать зачем это

«Ты сейчас полетишь, только привяжись покрепче», предупредил Империа.

Надо собраться с духом, шагнуть в пустоту.

И когда он это сделал – петля уже почти захлестнулась на горле, великан дернул его вверх, так что хрустнули шейные позвонки, – в этот момент вспыхнул ослепительный свет… грянул выстрел! Горячий пульсирующий шар прокатился мимо лица. Пуля срезала нейлоновый шнур. С оборванной петлей на шее он куда-то летел, бесконечно падал…

Он видел сверху странный рисунок какого-то безумца. Черное на белом. Сожженная деревня. Дым, гарь, отвратительный тлен. Он видел, и он летел, казалось, вместе со снегом, что шел, не переставая, кружил зачарованными хлопьями…

Но над сгоревшей деревней, близко к тлеющему пепелищу, разбросанным обугленным телам, вывороченным обгоревшим балкам – снег превращался в черные слезы дождя. Они мешались с золою и кровью, пропитавшей эту, совсем недавно живую землю. Дым и гарь. Отвратительный тлен. Ветер выводил плач в стреляных латунных гильзах, рассыпанных повсюду. Остовы лачуг, скелеты деревьев, перекрещенные балки, торчащие, как мертвые руки. Проломы в каменных изгородях. Черные колеса телег, похожие на раскатившиеся шестеренки из разбитых часов. Труп лошади. Черепки посуды, перевернутые котлы, груда лохмотьев, слипшееся тряпье. Вывороченные в земной тверди воронки от взрывов. То, что было скрыто – все вывернуто наружу, выкорчевано из жизненных основ. Мертвый старик так и остался сидеть на пороге: в одном, оставшемся от разрушенной лачуги дверном проеме. Растерзанная женщина пыталась доползти до младенца. Мужчина, оскалив зубы, сжимал обломок расщепленного приклада. Собака осталась лежать, как бы продолжая прыжок… голова ее снесена выстрелом.

Снег шел не переставая, кружил…

Снайпер шел по заметаемым этим снегом забвения следам немецкого отряда.

Снег не прикрыл раны, не забелил кровь, не накинул на мертвые тела белый саван. И только тишина… мертвая тишина над этим, совсем недавно живым человеческим селеньем расходилась кругами из средоточия ужаса, сливаясь с суровым молчанием застывших горных исполинов.