Филип Фармер - Властелин тигр [= Владыка тигр, Бог-тигр, Властитель тигр, Лорд Тигр]

— Мне невдомек, отчего они так привязались ко мне, — продолжала Ева, — ведь я не представляю для них никакой угрозы. У меня нет почти ни единого шанса выбраться из долины. Может, они хотят воспрепятствовать нашему с тобой общению — по известной причине? Похоже, что так. Другого объяснения мне не придумать.

— Возможно, мы получим точный ответ на этот вопрос от Игзайбера, когда доберемся до него, — вставил Рас, Ева фыркнула то ли с презрением, то ли считая, такую возможность несбыточной.

К месту, где они разлучились, Ева вернулась лишь два дня спустя. По пути она безуспешно попыталась отыскать потерянный револьвер. Не увидев плота, решила, что либо Рас отправился дальше вниз по реке, либо Раса достал напалм, и плот уплыл без него.

Плутая в джунглях, переплывая речные излучины, Ева сумела не заблудиться и нашла обратную дорогу к стойбищу вонсу. Несколько раз по пути ей пришлось огибать скопища крокодилов. Ева долго питалась одними крокодильими яйцами, которые случалось выкопать на берегу. Затем удалось пришибить палкой небольшого питона, и его сырого мяса хватило Еве, чтобы дотянуть до полей вонсу, где она надеялась разжиться овощами. Но обезьяны, виверры, зайцы и птицы уже вовсю там похозяйничали, оставив за собою полный разор.

Осматриваясь в окрестностях, Ева нашла в силке мертвого зайца, уже слегка затронутого разложением. Несмотря на вонь, изголодавшаяся женщина съела все до последней косточки и, тяжело после этого захворав, три дня была на грани смерти. Чуть окрепнув, сумела зашибить палкой поросенка, но была загнана на дерево разъяренной мамашей. Ее надежды поесть свинины ухнули — прожорливое стадо сородичей убитого не оставило ей ни косточки.

— Мне казалось, что я единственная в джунглях помираю с голоду, — жаловалась Ева. — Куда бы я ни бросила взгляд, повсюду звери и птицы либо ели, либо готовились к трапезе. Я же все худела и слабела, чтобы самой стать вскоре чьей-то добычей. И вдруг удача — я нахожу олененка, детеныша антилопы, со сломанной ногой. Мне не составило труда прогнать антилопу-мать; та хоть и храбрилась, но была слишком мала против меня. Сложнее оказалось отогнать двух шакалов, но и это мне удалось. Я избавила малыша от страданий и испекла мясо на костре. Мне было так плохо от сырого мяса и так хотелось есть, что уже не заботило, увидит ли кто-нибудь дым от костра. После этого я долго питалась одними фруктами, которые, я заметила, приходились по вкусу обезьянам. Потом в силок — тот самый, на котором я так обожглась сперва, наевшись тухлятины, — снова попался заяц.

Я вернулась к стойбищу поискать инструменты и наконечники копий. Мне пришло в голову самой построить плот и попытаться достичь болот. Я подумала: а вдруг ты все еще где-то в стране шарикту — если остался жив, конечно. К тому же предполагаемый маршрут спасения все равно вел в низовья реки. Мне слабо верилось в удачу, но я обязана была хотя бы попытаться. Затем появились шарикту, и вот я здесь.

Ева зевнула и, прежде чем Рас успел задать хотя бы один вопрос, провалилась в сон. Он пожелал спокойной ночи стражам, с тревогой прислушивавшимся к непонятной беседе. Проснувшись на рассвете, долго ждал запоздавшего завтрака — похоже, рабы, пользуясь отсутствием накануне хозяев, тоже не упустили случая гульнуть в свое удовольствие. Ева спала еще несколько часов; разбудили ее неугомонные мухи. Нимало не смущаясь присутствием Раса, она воспользовалась посудиной — куда только подевалась давешняя стыдливость? Нормальная еда и сон уже пошли ей на пользу — круги под глазами почти сошли на нет.

Рас задал Еве вопрос, с вечера вертевшийся на кончике языка:

— Когда Гилак захватил тебя, он уже несколько дней обходился без женщины. И он достаточно бесцеремонен по сравнению со мной. Ты спала с ним?

— Нет. Хоть я и не понимала, о чем они говорят, но по некоторым признакам догадалась, что Гилак обсуждал это со своими людьми. Думаю, солдат мне нечего было опасаться — они сами меня боялись. А возможные такого сорта поползновения со стороны Гилака я предвосхитила, дав им понять, что нечиста. Мне казалось, что шарикту, как все отсталые народы, соблюдают подобное табу. И я не ошиблась. Увидев, что я пользуюсь клочком рубашки как тампоном, они начали сторониться меня, стараясь вообще не прикасаться. А в конце каждого дня Гилак устраивал церемонию очищения — из-за меня, по-моему. Вот так вот.

Черная лужица под Биджагу сперва была почти незаметна. Она росла помаленьку, словно душа капля за каплей, подобно струйкам дождя с края крыши, покидала тело. Эти черные капли были беззвучны как тени. И с каждой каплей, казалось, испаряется плоть под кожей Биджагу, и кости прорываются наружу, на ясное солнышко. Глаза, потеснив уже, наверное, мозг, ввалились еще глубже. Лучик каждого нового рассвета согревал Биджагу все слабее и слабее, не порождая в нем никакого отклика.