Пол Макоули - Дитя реки

Казалось, торговец утомился, произнося эту тираду.

Прежде чем продолжить, он выпил еще одну чашу вина.

— Знаешь ли, я давно уже обо всем этом не думал.

Иакимо был человеком умным, но не очень смелым. Он был обречен на роль слуги и тяготился ею. Сначала я думал, что и сам ты — часть какой-то его интриги, я и сейчас еще до конца не отказался от этой мысли. Я не верю, что он пропустил наемницу внутрь лишь по небрежности, к тому же позволил тебе принести сюда нож.

— До сегодняшней ночи я никогда его не видел. Я не являюсь ничьим слугой.

Торговец фыркнул:

— Не будь идиотом. Твоя раса, как и большинство других, была создана для исполнения непосредственной воли Хранителей.

— Мы все по мере сил служим Хранителям, — согласился Йама.

— Ты побывал в руках жреца, как я вижу, — заметил торговец, проницательно глядя на Йаму. — Ты, как попугай, повторяешь его жалкие догмы, но сам-то в них веришь?

Йама не мог ответить на этот вопрос. Он никогда не подвергал сомнению свою веру, но сейчас осознал, что, не подчинившись желанию отца, он восстал против назначенного ему места в социальной иерархии, но ведь сама эта иерархия тоже возникла по воле Хранителей?

Так учат священники, однако сейчас Йама уже не был в этом уверен. Ведь, кроме того, священники утверждают, что Хранители желали для своих созданий развития и совершенствования, а какое же может быть развитие, если общество навечно застыло в своей неизменности?

Торговец икнул:

— Ты — просто раритет, мальчик. Рудимент. Результат случайности или чьей-то неудачной идеи — все равно чего. Но даже в этом случае от тебя может быть польза.

Вдвоем мы можем осуществить великие планы. Ты спросил меня, почему я живу здесь? Потому что я помню о том, что остальные мои товарищи давным-давно забыли.

Они ушли в аскетические размышления о математике многомерных пространств, о тайнах рождения и смерти космоса, а я всегда помнил об удовольствиях реальной жизни; о вкусной еде, сексе и всех остальных чудесных мелочах такого суетного занятия, как земное существование. Они утверждают, что математика — основа всего, а я говорю: это лишь абстрактная тень реального мира, призрак. — Он снова икнул. — Вот мой контраргумент алгебре.

Интуиция подтолкнула Йаму на дикий вопрос:

— Ты ведь встречал людей Древней Расы, правда?

— Мой корабль встречался с ними, когда падал в пустоте к Оку Хранителей. Они видели сотворение Ока по анализу света, дошедшего до них через сотни тысяч лет, и были потрясены, узнав, что органическая жизнь все еще существует. Мы обменялись сканированными разверстками мозга и долго проговорили, а потом я решил последовать за ними в этот мир. И вот я здесь. Разбогатеть в эти дикарские времена оказалось пустячным делом, но я нахожу, что мне недостаточно одного удовлетворения чувственного аппетита. Если ты и правда Строитель, в чем я все еще сомневаюсь, то ты, вероятно, сможешь оказать мне помощь. У меня есть планы.

— Я думаю, что не сумею служить другому человеку.

Я не смогу угождать тебе, как Иакимо.

Торговец расхохотался:

— Надеюсь, что нет. Однако начни с того, что оставь свое высокомерие, а там посмотрим, что я смогу из тебя сделать. Я могу научить тебя многим вещам, сумею реализовать заложенный в тебе потенциал. Таких, как Иакимо, в мире полным-полно: умных, ученых, но не смеющих жить в соответствии с убеждениями. Подобных последователей можно найти целые толпы. Ты — это нечто иное, большее. Мне требуется все хорошо обдумать, и тебе тоже.

Но ты либо будешь служить, либо умрешь, равно как и твои друзья.

Извивающиеся цветные полосы скульптуры вдруг сомкнулись в серо-стальной занавес, потом в нем образовалось окно, в котором Йама увидел Тамору и Пандараса в небольших клетках, висящих прямо в черной пустоте.

У Йамы на миг перехватило дыхание. Он с трудом выдавил слова:

— Отпусти их, и я буду служить тебе верой и правдой.

Торговец слегка переместил свое огромное лоснящееся туловище.

— Не думаю. Я лучше дам тебе урок, показав на их примере, какая тебя ждет судьба, а пока подумаю, как тебя можно использовать. Мы снова поговорим, когда ты дашь это же обещание, но уже от чистого сердца.

Два телохранителя повернулись к Йаме, у которого при виде их пустых бесстрастных лиц в панике заколотилось сердце. Эта внезапная паника вылилась вдруг во что-то огромное и неведомое, в гигантскую дикую птицу, которую он выпустил на волю, и она била своими необъятными крыльями где-то на пределе его сознания.