М Емцев - Конгамато

Моментом наивысшего напряжения неведомой мне игры было бегство рабочих с Оберры. Весь вопрос упирался в одно: было ли оно преднамеренным или самопроизвольным. Если все подстроено, то у меня нет никакой уверенности, что даже теперь я мыслю и действую самостоятельно. В этом случае кто-то заинтересован толкнуть меня на плато Капоэта. Зачем? Идет битва за время.

Если же верно другое предположение, то случайное приключение на черной реке разбило чьи-то тщательно продуманные планы... Рабочие, гонимые ужасом, сбежали; я поехал в Джубу, случайно (именно случайно) разговорился с рабочими... И вообще, в этом случае мое решение прекратить разведку Оберры получает какое-то обоснование. Итак, вновь передо мной стояла жестокая дилемма. Порочный круг замкнулся. Оберра или Капоэта? Только теперь выбирать еще труднее. Ошибиться - значило не только потерять себя. Неверное решение - и я вновь превращаюсь в слепого робота, в орудие врага. Эта мысль была нестерпимой.

Но порой мне начинало казаться, что бегство с Оберры случайность. Не мог же Махди рассчитывать на встречу с химерическим созданием. Она, безусловно, была непредвиденной... Да и надобности в ней не было. Он мог в любой момент отослать рабочих и объяснить мне их бегство любой другой причиной.

Увлекаясь, я постепенно разматывал нить предположений, и она уводила меня довольно далеко. Тогда я пытался обосновать противоположную точку зрения. И тут не ощущалось недостатка в якобы разумных и веских доводах. Ведь могло быть, что Махди только воспользовался подвернувшимся случаем, чтобы осуществить заранее предусмотренное бегство... Зачем? Здесь тоже все сводилось к одному: борьбе за время. Меня хотели сбить с правильного пути, что тоже, в конечном счете, вело к потере времени.

Наконец все вообще могло оказаться фантазией!

Строго говоря, у меня не было никаких прямых доказательств неблаговидного поведения Пирсона, Махди или кого бы то ни было другого.

Они могли оказаться вполне порядочными людьми. Такую возможность тоже нельзя было отбрасывать. Я чувствовал, что сойду с ума, если не разрублю этот узел.

И я решил добиться правды с револьвером в руках. Это было отличное решение! Другого выхода я не видел...

Но я и здесь опоздал. Где-то сзади грохнул выстрел. Моя голова взорвалась, как пороховая бочка. Вспыхнуло и погасло желтое пламя. Резкое удушье полоснуло по горлу. Я упал, попытался подняться...

Я стоял по колено в воде. Течение уносило подстреленную дрофу туда, где дрожали в красноватом тумане темные метелки тростника. Все еще ничего не понимая, я провел ладонью по затылку и поднес ее к глазам. Она была мокрой, но и только. Крови не было.

Но в меня же стреляли!

Что со мной было? И куда все это ушло?

Шатаясь, я выбрался на берег. Вот и моя одежда, брошенные ружья, патронташи...

На Махди я наткнулся совершенно неожиданно. Он лежал, уткнувшись лицом в камыши. Раскинутые руки его напоминали перебитые крылья. Я сразу же увидел на его спине глубокую красную рану. Осторожно перевернул его и прижался ухом к груди. Все было кончено.

Кровь стучала в моих висках то нарастающей, то затихающей болью. Постепенно возвращалось сознание.

Значит, ничего не было! Ни беседы с Махди в покинутом лагере, ни приготовленного им завтрака, ни встречи с рабочими в Джубе. Ничего не было. Откуда же я знаю тогда о жизни Махди, кто рассказал мне об его отце-мухтаре? Или все только иллюзия, бред? А может, я знал об этом раньше, слышал от Пирсона, но не обратил внимания, забыл? Теперь же все это всплыло, вплелось в больное видение.

Как слепой, продирался я сквозь болотные травы, проваливался в ямы, подминал под себя мясистые стебли.

"Ничего не было!" - эта мысль не оставляла меня.

Я вышел несколько правее лагеря и, пока шел к нему вдоль верхней террасы, увидел несколько старых воронок. Они были сухими. Вода в ямах пригрезилась, как и все остальное. Поэтому я не удивился, когда нашел лагерь таким же, как и оставил его, уходя на охоту. Все были на месте. Хавзи спал, Умго и Рахман играли в кости. Нгамо чистил ружье. Не хватало только Махди. Он навсегда остался на берегу черной реки.

Молча прошел я в свою палатку и упал на постель. Я проспал тогда трое суток.

Потом я понял, что все со мной случившееся вызвано каким-то сильным наркотическим ядом. Может быть, ящер разбрызгивал в полете какую-то адскую эмульсию... Не знаю. Иногда я даже сомневаюсь, был ли он вообще. Но симптомы очень напоминают отравление. Сначала яркие картины и обостренное восприятие, незаметно сменяющееся лихорадочным возбуждением. Потом страх, мрачная подозрительность и депрессия, чередующаяся с кошмаром. Жестокое беспокойство, неуверенность, метание от крайности к крайности. И все это сопровождается странной раздвоенностью, позволяющей видеть себя как бы со стороны, оценивать со стороны свои несуществующие поступки.