М Емцев: Конгамато

Все как будто бы логично. Даже поведение Махди. О, как он охранял, оберегал, лелеял меня! Естественно, не дай бог с этим младенцем, который вот-вот авторитетно распишется в бесперспективности провинции на нефть, что-нибудь случится! Могут прислать другого, более умного, который найдет... Да, именно найдет! Если меня так старательно отвлекали на ложный путь, значит, нефть есть и где-то близко! Иначе такой человек, как Пирсон, и взглядом бы меня не удостоил...

Либо Оберра, либо Капоэта. "Капоэта", - говорил Пирсон и этим толкал меня на Оберру... Так, значит, нужно искать в Капоэта? По логике вещей выходило, что именно так. И все-таки одного, самого важного, я не мог понять.

"Ищите женщину, - говорят французы, - ищите побудительную причину..." А я не смог понять, почему Пирсон не хотел, чтобы я нашел нефть. Боялся за свое влияние? Едва ли. Значение провинции, окажись здесь нефть, сильно возросло бы. Пирсон от этого только выигрывал. Конечно, Пирсон мог оказаться лишь пешкой, точнее, слоном в этой замысловатой партии. Возможно, кто-то, стоящий за его спиной, не хотел, чтобы в Судане нашли нефть. Тогда кто он? И почему ему это не выгодно? В злых империалистов, которые злы только потому, что они империалисты, я, естественно, не верил. За всеми действиями людей скрываются вполне конкретные деловые и политические интересы. Действия были налицо, интересов и целей я не знал.

... На пути из Джубы в Капоэта я встретил почтальона. Поравнявшись с нашим грузовиком, он что-то крикнул и помахал рукой. Я попросил остановить машину. Но то ли шофер меня не расслышал, то ли спешил доставить груз, только мы промчались мимо. Я оглянулся. Сквозь желтый плексиглас заднего окна я успел увидеть, как полуголый почтальон вместе со своим велосипедом утонул в белой жаркой пыли. Эта встреча меня взволновала, и весь дальнейший путь был наполнен ломотой нетерпения. Мне казалось, что мы едем слишком медленно.

Когда грузовичок въехал наконец в Капоэта, я не вытерпел и пошел пешком, вернее, побежал. Впрочем, я вряд ли много проиграл от этого. В здешних, лишенных улиц населенных пунктах ездят чрезвычайно медленно.

Предчувствие меня не обмануло. На полу я нашел письмо (почтальон, очевидно, швырнул его в открытое окно). Мне сразу же бросилось в глаза слово "Вад-Медани". Письмо было от Алешки Теленина, работавшего в составе довольно крупного отряда в провинции Джезира.

"Ситуация здесь очень запутанная, - писал, между прочим, Алешка, - все как будто бы сговорились против нас. У меня создается впечатление, что идет тайная и ожесточенная борьба. Борьба за время. Ходят слухи о заключении долгосрочного договора с компанией Шелл о поставках в Судан наряду с продуктами крекинга и сырой нефти тоже. Дело это чрезвычайно важное. Кое-кто считает, что до тех пор, пока мы не вынесем окончательный приговор о перспективности территории, договор заключен не будет. Может быть, поэтому на нас нажимают со всех сторон, торопят и торопят. Но что можно сказать определенного в такой короткий срок? Положение осложняется и удивительной настырностью одной западногерманской фирмы, сулящей Дать нефть в течение двух лет. Но за какую цену! Грабеж, да и только! Предложение немцев было встречено с интересом. Такому интересу способствовала слава фирмы, в рекордный срок открывшей на Среднем Востоке крупнейшее месторождение озокерита. Кроме того, я полагаю, не обошлось и без взяток. Кое-кто готов душу продать за бакшиш... Во какие дела! У тебя, наверное, все проще; Район заведомо бесперспективный. Требуется самое поверхностное ознакомление, да и средств отпущено мало. Все это говорит за то, что от твоих работ многого не ждут. И никто тебя не торопит... Ешь себе ананасы, рябчиков жуй. Эх, жизнь!

Но мы не унываем. Будь здоров, старина. Все шлют тебе самые горячие приветы".

Я отложил письмо, подошел к окну и поднял штору. В комнату вплыл зной, наполненный запахом пыли и копры. Мычали возвращающиеся в деревню коровы, гулко постукивал паровой молот. Чертополох вокруг дальнего муравейника поскучнел и полиловел. Надвигался вечер. Время неумолимо вершило свой бег. В предвечерней тишине незримо кипела борьба за время. Я раздумывал, будет ли принятое мной решение переключаться на плато Капоэта действительно моим решением. Может быть, по-прежнему все продолжает идти так, как предусмотрено чьей-то программой, определено чьей-то волей? Что, если кто-то предвидел и учел все, вплоть до моего последнего разговора на лесоскладе? Мне стало не по себе. Словно кто-то прошелся по разогретой коже на тонких ледяных ходульках. Но я заставил себя додумать эту мысль до конца.