Анатолий Днепров: «Людвиг»

Герман остановился, на минутку задумался и затем ответил:

– Знаете, Владо, мне известно одно: так она называется уже не менее семидесяти лет. В библиотеке мне попалась старая работа, выполненная на «Людвиге» в 1975 году. Уже тогда у машины было имя.

Я не заметил, как опустел вычислительный центр, как потемнели окна и зажглись панели дневного света. Я открыл окно и посмотрел туда, где кончались жилые постройки и начиналось холмистое поле. Совсем низко над горизонтом висела Луна, и было немного страшно от того, что казалось, будто Ольга улетела куда-то совсем в другую сторону.

Зеленые холмы за городом покрыл седой туман. Было очень тихо.

– Ну вот, «Людвиг», мы и остались одни… – пробормотал я, подходя к старой машине.

На исцарапанном пульте горела красная неоновая лампочка, которая означала, что память машины включена и что она продолжает впитывать в себя все, что говорят и делают возле нее люди.

– Молчишь? За сто лет тебя так и не научили говорить. Может быть, потому, что ты нем, мне сейчас с тобой хорошо. Иногда так хочется, чтобы никто не перебивал.

Серые стойки машины покрылись пылью, изоляция на кабелях почернела, переходники поржавели. Мне стало еще грустнее.

Вот здесь, у этого сумматора, я впервые встретил Ольгу. Она тогда сказала мне:

– А я-то думала, что у вас не машина, а фантазия. Что это такое? Похоже на сушильные ящики. А что это?

– Это ее память.

– Ну, знаете! Если у вашей машины память имеет такой вид…

– О памяти судят не по ее виду, – возразил я.

– А мне все равно. Я люблю все красивое. Вы можете мне помочь?

Ольга работала в Институте биометрии. Это и привело ее ко мне.

– С такой памятью, наверное, на вычисления понадобится десять лет, – ворчала она, пока я на клавиатуре набирал программу ее задачки. – А профессор Павлов требует, чтобы ответ был у нас послезавтра.

– Вот ответ, – сказал я, подавая ей табличку с цифрами.

Ольга подозрительно посмотрела на меня.

– Вы шутите!

– Нисколько. Проверьте сами. Кстати, вот и график. На нем вся экология вашего царства водорослей как на ладони. Точку равновесия «Людвиг» подчеркнул красными чернилами. Он очень вежливый, наш «Людвиг», даже тогда, когда о нем отзываются непочтительно.

Ольга немного смутилась и виновато посмотрела на ящик с памятью.

С того вечера мы стали с ней встречаться. Дорога к космодрому была излюбленным местом наших прогулок. Нетерпеливая, живая, Ольга недолго выдерживала спокойный ритм ходьбы.

– Владко, мне надоело идти, – обычно говорила она. – Давай побежим.

И мы бежали вдоль асфальтовой дороги наперегонки, пока, наконец, кто-нибудь из нас не отставал, чаще всего я.

– Ну что, выдохся, а? – дразнила она меня. – Владо, а правда, что при помощи машины можно узнать, что делается в душе человека?

– Наверное, можно. Только не нужно.

– А мне очень хотелось бы узнать, что делается в твоей душе.

Я очень смутился.

– Впрочем, я и без машины догадываюсь, что с тобой!

– Если догадываешься, то лучше не говори.

Как-то Ольга не приходила несколько дней, а когда пришла, то была печальна и задумчива.

– Что с тобой, Оля? – спросил я.

– Спроси «Людвига». Он ведь у тебя все знает.

Она невесело усмехнулась. Мы взялись за руки и прошлись до космодрома и обратно.

– Сколько времени летит ракета до Луны? – спросила она.

– В зависимости от трассы. Часов двадцать пять – тридцать.

– Как долго.

На следующий день ее трудно было узнать: радостная, она без конца тормошила меня, смеялась, шутила.

– Владо, идем танцевать. Я хочу сегодня танцевать. Целую ночь! До самого утра!

Но мы не танцевали до самого утра. Зал молодежного кафе только начал заполняться народом, как вдруг Ольга схватила меня за руку, показала на окно.

– Посмотри! Какое чудо на улице. Пойдем на нашу дорогу.

Действительно, было чудо. Тишина опустилась за зеленые холмы. Воздух был пропитан запахом горячих полевых трав и влажной земли, а серебристое от лунного света небо опустилось низко-низко. Стоило пройти всего несколько шагов, подняться на холм, и, казалось, можно было коснуться рукой кромки сияющего облака.

– Пошли в поле, – прошептала она.

Все было как во сне, и я не помню, как мы оказались на берегу Большого озера. С западной стороны, где находился водный стадион, доносилась музыка, а здесь берег был совершенно дикий, и только узкий бетонированный мостик среди высоких камышей напоминал о том, что кто-то позаботился, чтобы по озерным джунглям можно было совершать прогулки. Несколько минут мы шли среди зарослей. Потом оказались на самом краю мостика, почти на середине озера.