Йен Уотсон - Книга Реки

Как-то слишком быстро добрались мы до истока реки—и головы Червя, которая, словно гаргулья, торчала из-под каменной арки, касаясь подбородком воды.

Будет ли она еще страшнее при свете дня? Я боялась, что да. Й все же я смогла подавить накатившую было истерику, внушив себе, что голова неживая, что это просто огромная куча ила или базальта, покрытая землей.

Когда я видела голову Червя в последний раз, она двигалась. Сейчас она была неподвижна. Только вода плескалась возле нее, хоть как-то оживляя картину. Только бы она не двигалась! Только бы не мигали эти белые глаза, похожие на мел! Даже слюни в челюстях Червя застыли неподвижно, превратившись в скользкие сталактиты.

Нам удалось подвести «Йалин» почти вплотную к нижней губе и бросить якорь под защитой Ущелий, где было тихое место.

Ущелья! Ох, лучше бы я не смотрела вверх! Невозможно было поверить, что каменные глыбы, нависающие над тобой, — это просто отвесная скала. Нет, это могло быть только границей реального мира. Но как мы могли бы туда подняться?

Здесь мир словно изгибался почти под прямым углом, вызывая ощущение страшного головокружения. Сначала я подумала, что это из-за шариков течения, которые я проглотила. Но нет, просто здесь поворачивалась сама планета. Я не осмелилась взглянуть вверх еще раз, иначе упала бы навзничь.

Мы работали молча, только изредка перебрасываясь словами. Не потому, что боялись потревожить Червя. Нет, просто в этом месте слова таяли бы, как снежные хлопья; они бы исчезали прежде, чем их можно было понять.

Спарки и Сэл помогли мне облачиться в водолазный костюм. Она закрепили корсаж, потом привязали мне на спину бутылки с воздухом, из-за которых снять корсаж сама я бы уже не смогла. Шлем прикрепили к медному воротнику, открыли дыхательный клапан, и я почувствовала запах горелого масла — это был сжатый воздух. Маранда закрепила один конец тонкого жесткого каната у меня на поясе; остальная его часть была свернута, а другой конец крепился к подъемному вороту. Она зажгла мою лампу и прикрепила ее к шлему. Потом Пэли опустила трап прямо к губе Червя.

Мы были готовы. Я была готова. (А в голове промелькнула лихорадочная мысль: «Готова? Как можно быть готовой к такому?» Я отогнала от себя эту мысль, не желая, чтобы она была произнесена вслух.)

Пэли крепко обняла меня, из-за чего Маранда громко произнесла «тц-тц-тц», испугавшись, что она повредит творение лучших мастеров Тамбимату до того, как до него доберется Червяк…

Потом я спустилась по трапу, волоча за собой веревку. Я осторожно попробовала ногой губу, проверяя, не скользкая ли она, чтобы не бултыхнуться в воду. Это было бы неприлично и унизительно. Но поверхность губы оказалась липкой, как свежая краска; она подалась под ногой, и я смогла на ней удержаться.

Обернувшись, я послала «Йалин» последний привет, подняв палец со своим бриллиантовым кольцом. Не знаю, что подумала команда; может, они приняли это за неприличный жест. Я отвела в сторону липкие свисающие слюни — они не оторвались, только прогнулись. Потом еще одни, и пролезла внутрь.

Внутренние стенки рта были покрыты шишками и наростами; было так темно, что казалось, они поглощают свет моей лампы. Мне приходилось вертеть головой, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Вокруг меня метались тени, словно намереваясь наброситься сзади. Я не успевала следить за лучом света, голова начала кружиться. Я видела над собой темный купол с какими-то выступами размером с подушку…

Из-за снаряжения мне было трудно смотреть вниз, я не различала ничего, кроме ребристого пола. Более гладкого и твердого, чем губа.

Как только я ступила на него, у меня задрожали ноги. От испуга? Конечно, мне было страшно.

Но ноги у меня задрожали не из-за этого.

Сказать, что пол подо мной провалился, было бы слишком занудно. Эти слова не передают того, что я испытала в следующую секунду. Не успела я ничего сообразить, как с визгом полетела вниз, словно ребенок с горки во время праздничных гуляний. Веревка тащилась за мной… Наверху маячило черное желе… Небольшой поворот, удар головой… Тут моя лампа погасла. Только на полпути к пищеводу я поняла, что меня проглотили.

Тоннель немного изгибался вверх. От удара я перелетела через край. Я распласталась в кромешной тьме.

Вот теперь я задрожала как лист. Я даже описалась. Сначала стало тепло, потом мокро и холодно. Темнота была абсолютной. Ее даже нельзя было назвать темнотой. Это было ничто. Я словно ослепла.